Кровь дракона
Шрифт:
– О чем спор?!
– Да вот он...
– мотнул головой в сторону Волкова командир стражи, потом вспомнил как следует обращаться к Глебу и поправился: - Маркиз говорит, что мой боец хреново играет.
– Пусть сам покажет как нужно.
– резонно предложил Тханг.
– И покажу.
– обиделся Волков и попытался встать из-за стола.
Удача улыбнулась ему после третьей попытки,
– Дай!
– протянул он руку к инструменту.
Солдат посмотрел на пошатывающегося маркиза, но спорить с наследником престола не решился в каком бы тот состоянии не был, обреченно вздохнул, мысленно прощаясь со своей собственностью, и протянул китар Волкову.
Глеб принял инструмент и начал с интересом крутить его в руках. Корпус китара, на его взгляд, был не слишком удобен, да и струны из жесткого волоса отличались от привычных металлических. Проведя по ним пальцами, он хмыкнул. Попробовал взять пару простеньких аккордов и едва не выронил соскользнувший с колена инструмент. Глеб чертыхнулся.
Тханг фыркнул
– Я что виноват, что корпус такой дурацкий?
– обиделся Волков
– Почему дурацкий?
– не согласился орк, - Нормальный.
– Нормальный должен быть такой формы...
– Волков нарисовал в воздухе силуэт классической гитары.
Тханг заржал, повторив его жест:
– Маркиз, такие формы вам нужно было на балу приглядывать!
Возможно Глеб на этом бы успокоился и вернул вещь владельцу, но все испортил Виттор, заоравший из-за стола:
– Да верните вы инструмент, маркиз, если играть не умеете! Лучше идите выпейте с нами!
– Щазз!
– и принялся с утроенной силой мучить несчастный китар, под страдальческие вздохи, переживающего за свою собственность солдата. Наконец, Волков не выдержал, повернулся к нему и спросил: - Сколько стоит?
– Ваше Высочество...
– Сколько?
– Двадцать серебряных, господин.
Глеб обратился к Тхангу:
– Одолжишь?
Тот без пререканий вытащил из поясного кошеля горсть монет, долго пересчитывал, несколько раз сбивался со счета и начинал заново, но все же справился с этой задачей и протянул солдату необходимую сумму. Боец перевел растерянный взгляд с монет на Глеба, посмотрел на своего начальника и после его кивка принял деньги.
Глеб перехватил инструмент поудобнее, все же немного к нему приноровившись, ударил по струнам и, задорно тряхнув
Мерцал закат как блеск клинка,
Свою добычу смерть считала.
Бой будет завтра, а пока
Взвод зарывался в облака
И уходил по перевалу...*
[*В. Высоцкий, "Военная песня" (Прим. авт.)]
Снисходительная усмешка, которой начальник стражи встретил манипуляции Волкова с инструментом, сползла с лица Виттора после первого куплета. Он отставил в сторону кувшин и, подперев подбородок кулаком, уставился во все глаза на исполнителя. Что-то громко обсуждавшие солдаты, также притихли и, обернувшись, внимательно слушали Глеба, ведь пел он о простых и понятных каждому солдату вещах.
Отставить разговоры!
Вперед и вверх, а там...
Ведь это наши горы,
Они помогут нам.
Они помогут нам.
Взвод лезет вверх, а у реки,
Тот, с кем ходил ты раньше в паре
Мы ждем атаки до тоски,
А вот альпийские стрелки
Сегодня что-то не в ударе...
Кто-то из солдат, не решаясь прервать одобрительным ревом исполнителя, важно кивает головой, как бы подтверждая, что действительно, ждать атаки, зная, что она обязательно последует - это самое тяжелое.
...А до войны вот этот склон
Немецкий парень брал с тобою.
Он падал вниз, но был спасен,
А вот теперь быть может он
Свой автомат готовит к бою!..
Глеб, подняв на слушателей глаза, наткнулся взглядом на неподвижную, застывшую в напряжении фигуру напротив. Седоусый ветеран из бывших наемников, смотрит перед собой немигающим взглядом, в уголке глаза что-то подозрительно посверкивает, а огромные руки крепко сжаты в кулаки. Он не просто слушает песню, в отличие от большинства молодых солдат, знающих о войне только по героическим сказаниям и пьяным байкам старших товарищей, он вместе с музыкой заново проживает события своей жизни. Для бывшего наемника рассказ о двух товарищах оказавшихся по разные стороны не является просто поэтическим оборотом. Для него это горькая проза жизни, с которой он не раз уже сталкивался. И он не стесняется слез катящихся по загрубевшей, выдубленной жарой и холодом коже.