Кровь и Пламя
Шрифт:
Он увидел, как исчезла Кристина, когда на неё навалилось несколько турок, какой-то человек её обнял и аппарировал вместе с ней. А после сам мир стал резко светлеть, пока не стал совершенно белым — ничего нельзя было разобрать, кроме белого цвета. И вместе с этим пришла боль.
Рихард коснулся затылком холодного камня, и боль сразу начала отступать, но тут же он ощутил, как из его носа побежала кровь.
— Чёрт, — выдохнул он, вытирая кровь рукой.
— Что, ты тоже где-то тут жив? — голос Энцо Ламбера, этого огромного француза сопровождался
— Да, вроде бы жив… — вздохнул мракоборец, — Голова только раскалывается.
— Не только у тебя, — отозвался Энцо вместе с лязгом цепи, — Тебя ж тоже приковали?
— Да, вот ногу, — Мольтке дёрнул ногой, словно показывая её, но в темноте всё равно было не разобрать ничего, зато о пол застучала цепь.
— Везёт, на меня ошейник, похоже, надели, и на руки с ногами.
— Меня тоже только за ногу, — откуда-то из темноты донёсся голос Поля Готье, — Энцо, а ты им, видно понравился, — он попробовал сказать это весело, но голос был слаб и тих.
— Я просто был самой красивой Кристиной, да, — шмыгнул носом Ламбер.
— А кто её забрал-то с собой? — подал голос Мольтке.
— По-моему, это был этот мерзкий русский, с которым мы на Броккене были, — снова раздался металлический лязг, — Она с ним ещё поцапалась после, там же. Иван Лисицын.
— Думаешь, она в опасности? — взволнованно, но также тихо, произнёс Готье.
— Думаю, что нам бы о себе подумать надо, — ворчливо отозвался Энцо.
— А что тут думать? — отозвался немец, — Здесь мы можем только ждать, пока к нам придут.
— А это не тот русский, который пару лет назад из Британии бежал? — спросил Поль.
— Тот, — голос Ламбера был отстранён, — Кристина сказала, что этого Лисицына обвинили в хладнокровном убийстве двоих преподавателей Хогвартса.
— Я слышал эту историю, даже говорил с очевидцами, — боль начала отпускать голову Мольтке, он смог начать нормально говорить, — Этот Лисицын действовал в паре с англичанкой, её удалось обезвредить во время задержания. А потом оказалось, что вся её семья составляет ячейку на службе тёмного лорда, как раз из России. Было достаточно громкое дело.
— Я видел зелёную вспышку возле Кристины… — голос Поля в этот раз сопровождался железным лязгом, видимо, француз менял положение своего тела.
— Этот русский владеет Авадой, — всё также отстранённо говорил Энцо, — И пользуется ей.
— Зачем ему Кристина-то? — Готье попытался повысить голос, но боль пронзила виски.
— Мы пока этого не знаем. Хотя, может, мы у русских в подвале?
Сверху со скрежетом отодвинулся люк, через решётку полился свет. Узники мгновенно зажмурили глаза, потом проморгавшись увидели, что находятся в небольшом, буквально три на три метра, каменном колодце. Высота у него была не меньше пары этажей. Энцо Ламбер был прикован к стене ошейником за шею, а также за руки и ноги, так что особо не мог пошевелиться. Лёгкий сарафан в голубой василёк стал грязным и порвался в некоторых местах, обнажив крупную мускулатуру француза. Поль Готье и Рихард фон
Сверху поднялась решётка, после оттуда полетел вниз и разбился о каменный пол большой красный арбуз. Ошмётки долетели до узников. Решётка с грохотом опустилась обратно.
— Что для вас свобода, господа? — обволакивающий мужской бархатный голос появился сразу отовсюду, — На что вы готовы пойти ради неё?
— Кто ты? — Мольтке поднял голову наверх, пытаясь разглядеть что-то за решёткой.
— Сейчас я тот, у кого можно купить свою свободу, — голос стал насмешливее, — А можно остаться здесь, если мы не сойдёмся в цене.
— Чего ты хочешь? — спросил немец поднявшись на ноги.
— От вас я особо ничего не хочу, — насмешка в голосе стала явной, — Но меня попросили передать вам предложение.
— Озвучь его уже, кем бы ты ни был, — раздражённо бросил Ламбер.
— Вы готовы купить свою свободу? Прямо здесь и сейчас, без раздумий?
— Готовы! — Рихард повысил голос, — Назови уже свою цену!
— Слишком поспешно, подумай ещё.
На скулах Мольтке заиграли желваки, он сжал кулаки.
— Кто ты, и где мы? — устало спросил Поль, попробовал поднять голову кверху, но боль не отпускала.
— Я торговец, — голос рассмеялся, — Что, вы так и не поняли? Ко мне пришли особые люди и попросили продать вам вашу свободу в обмен на кое-что. Например, на верность.
— На верность кому? — прокричал Ламбер, в висках крик отдался болью.
— На верность данному обету, данному слову.
— Какой обет от нас кому нужен? — спросил Мольтке, подняв бровь.
— А это не так важно, главное, согласие, — голос стал походить на заговорщицкий шёпот, — Но Рихард, раскрою карты, лично твоя верность этим людям не нужна, ты свою свободу сможешь купить за что-то другое, я подумаю, за что. Или предложу кому-нибудь ещё тебя выкупить.
Ламбер попробовал дёрнуть руками, но лишь натянул цепи:
— Я не буду давать обет неизвестно кому неизвестно за что!
— Тогда ты умрёшь, — голос стал расстроенным, — Это будет моя упущенная прибыль. Жаль. Так что предлагаю подумать, господа-французы. А к тебе, Рихард фон Мольтке, я вернусь позже.
После этих слов со скрежетом люк задвинулся обратно, погрузив узников в непроницаемую темноту.
— И кому вы понадобились? — произнёс Мольтке в наступившей тьме.
— Да чёрт его знает, — отозвался Ламбер.
— Французам каким-то, — голос Готье звучал слабо, — Может, сообщникам Абрабанелей?
— Кому-то из трёх четвертей чистокровных родов? — скептически заметил Энцо, — Круг сузился.
— Много же у вас противников, — заметил Рихард.
— А ты был готов продать свободу? — спросил его слабым голосом Поль.
— Я был готов выбраться отсюда, — немец опустился на четвереньки пополз к арбузу, — А пока я готов поесть, неизвестно, сколько ещё тут сидеть.
— Ну, тогда приятного аппетита, — саркастично заметил Ламбер.