Кровь и почва

Старицкий Дмитрий

Посмотрел на солнышко. Где-то около десяти утра. Успеем за светлый день, если повезет.

— Собирайся-ка, радость моя. Нам в темпе вальса минут двадцать топать до станции пригородного поезда.

Оглядел Элику. Одета она для Москвы вроде даже нормально. Желтые ботинки с высокой шнуровкой, почти до колен. Краповые галифе. Крытая серым сукном бекеша несколько странного покроя и шапка каракулевая похожая на кубанку. Тоже серая. Ремень кожаный в коричневу. Ранец необычный разве, но мало что кто носит… В московской толпе и не такие оригиналы встречаются.

Разве что убрал я её белые волосы полностью под шапку. Слишком они выбиваться будут из толпы. Внимание привлекать не стоит.

А двухгодовалого ребенка можно в наше время одевать, как хочешь. Насколько фантазии хватит.

Сам я кроме такой же серой бекеши с черной каракулевой опушкой весь в том, в чем из нашего мира провалился: лётная камуфла, сапоги юфтевые и свитер грубой домашней вязки. Шапка только черной смушки с лаковым козырьком от зимней униформы воздухоплавателя. Кокарду имперскую снять и готов.

Ранец — близнец торбы жены. Привет от Эллпэ. Спасибо тебе, добрый человек за всё.

Долго думал, не избавиться ли мне от френча с орденами и вообще от имперских бумаг в ранце. Но решил оставить на память. Родным доказать что не мог я им весточку подать.

— Так… поели? Всем пописать, потом будет и некогда и негде. Ничему не удивляться и больших глаз не делать. Хочешь что-нибудь спросить — спроси тихо на ушко. Шепотом. Рецкого языка тут никто не знает. Так что не стоит привлекать к себе лишнего внимания, — выдал я инструкцию.

Дождался окончания процедур окропления семьей лесного снега и взял сына на руки.

— Пошли, помолясь.

Жена послушно поплелась за мной, проваливаясь в намерзший наст. Остановилась. Спросила с надеждой.

— А ушедших богов мы увидим?

Я лишь рассмеялся в ответ.

— Не вижу ничего смешного в моем вопросе, — обиделась Элика.

— Нет их в нашем мире здесь. Если и были то транзитом проехали. Задокументировано разве, что некий "Сын Божий" посещал нас две тысячи лет назад. Но люди его не приняли и казнили жестоко. Распяли на древе. С тех пор на нашей Земле богов нет — одни религии.

— Жаль, — вздохнула жена. — Пошли тогда. Некрасиво тут у вас.

Сам знаю, что по сравнению с Рецией Подмосковье красотами не блещет, блекло все, но меня задело. Не ожидал от себя такого географического патриотизма.

Вскоре наш путь пересекли натоптанные в лесу широкие дорожки и через пятнадцать минут между деревьями проглянули высокие многоэтажные дома бежевого кирпича. Потом лес расступился, и стала видна железная дорога с гудящей на ней оранжевой электричкой и сближающееся к ней Волоколамское шоссе полное машин спешащих в обе стороны по три ряда. Через шоссе за оградой старого парка виднелись крыши старого Красногорска.

В ясном небе висел над шоссе, грохоча лопастями, "гаишный" вертолет. "Ментокрылый муссоршмит".

— Это и есть мир ушедших богов? — спросила Элика, казалось совсем не ошарашенная раскинувшейся картиной.

Мне показалось, что мой мир моей жене не понравился.

— Какой есть. — Отвечаю. — Не знаю

как там насчет богов, но это точно похоже на мой мир. Где живут мои родители и остальные родственники. Только до них придется долго добираться. Настройся на тяжелый день.

— Когда с тобой было легко, — подколола меня жена.

На станции "Павшино", памятуя, что именно на этом перегоне контролеры любят ловить "зайцев" купил два билета до станции "Тушино".

В переполненный вагон заходить не стали. Отстоялись в тамбуре. Благо недолго.

Контролеров на этот раз бог отвел, так что зря я на билеты тратился.

На входе в метро, пока стояли в очереди за магнитными билетами, Элика не удержалась и спросила.

— Что это? — и повела головой, как бы оглядываясь вокруг.

Несмотря на рабочие время в метро ломилась плотная толпа.

Обратно наружу народа выскакивало не меньше.

— Железная дорога, только под землей. Под всем городом, — попытался я ее успокоить. — Метро называется.

— Долго нам на ней ехать?

— Долго. Причем с пересадкой. Но поверху мы и до завтрашнего дня не доберемся. В Москве метро самый быстрый транспорт.

— Поцелуй меня, чтобы хватило на всё терпения, — попросила жена и, получив испрашиваемое пошла по лестнице вниз. Посмотрела, как окружающие управляются с билетами, и, поступив также, смело прошла турникет и встала, ожидая меня, который проходил за ней с сыном на руках.

Полицейский сержант, флиртовавший на подземной станции симпатичную полиционершу, даже не посмотрел в нашу сторону. Его напарнице тем более было не до чего. Судя по её лицу, она решала самый важный вопрос в своей жизни: "дать или не дать?"

А у Элики новое развлечение — эскалатор. Лесенка-чудесенка. Как маленькая, ей богу, еле оторвал. А вот подземные дворцы — творения Лазаря Кагановича она восприняла как должное. Наше счастье, что не попали мы в метро в "час пик" и проехали с относительным комфортом. Часть пути даже сидя.

Кавказцев в Москве стало больше, впрочем, как и таджиков и даже негров. Пытались некоторые горячие товарищи подкатывать к Элике в наглую, но инстинкт самосохранения у детей гор работает отлично. Разок, заглянув в мои глаза, и прочитав в них, что я за свою женщину буду их резать прямо здесь наградным кортиком и прямо сейчас, резко меняли курс. Некоторые даже с извинениями. Однако вылез я из метро я весь на измене и мокрый как мышь.

Наше счастье, что автобус на Воротынск — старый разболтанный незнамо как доживший до сегодняшнего дня украинский ЛАЗ, доканчивающий свой век на этой трассе, уже стоял у метро "Теплый стан" и водитель сам торговал билетами. Кавказцев вокруг не было и к жене никто не приставал, а то бы я точно кого-нибудь особо борзого зарезал. И это было бы не айс — оставлять Элику один на один с этим негостеприимным миром. Без знания языка к тому же.

Тронулись, пересекли МКАД, протырились в пробке по шоссе между "Икеей" и строительным рынком и дальше поехали свободней. До Внуково вообще как на автобане.