Кровь и туман
Шрифт:
Полный аут – когда вперёд ногами.
– Тёмненький такой, высокий, – терпеливо напоминает Слава, когда не получает моего ответа. – Работает бариста в кофейне.
– А-а-а! – протягиваю я. Конечно, не вспомнил. Точнее, вроде кого-то похожего я в стенах штаба видел, но не так, что при упоминании о нём перед глазами сразу возникло его лицо. – Точно, точно. И что ты ему подаришь?
– Пока думаю, – Слава здоровую ногу, размещаясь на стуле, умудряется подогнуть под себя. Второй, травмированной, легко болтает. Мышечные волокна Антона
– Надеюсь, ты не собираешься просить у меня совета, потому что я мальчик?
– Нет, – протягивает Слава. – Сама что-нибудь придумаю.
– Вот и умница.
Заканчиваю с одним из фиксаторов. Остались ещё три. Делаю небольшой перерыв, откладываю инструменты в сторону.
– Если бы я был на его месте, то был бы не против получить, скажем, какую-нибудь крутую компьютерную игру.
– Ты же не играешь в игры! – восклицает Слава. – Ты, мне кажется, вообще единственный в мире человек, который реально использует компьютер для учёбы.
– Ага. Я и все успешные люди планеты.
– Ну, это только ты так считаешь.
Слава берёт со стола то, что по её мнению наверняка едва ли полезная вещь – металлическая деталь, не более. А на деле – важная часть одного из механизмов.
– Шапку ему подари, – произношу я. – И шарф в наборе. На улице зима в самом разгаре, на градуснике – минус, а он щеголяет открытый весь. Чай не оборотень – заболеет!
Я не понимаю, откуда это берётся в моей голове. Я ведь и не помню толком этого Рому… Рэма…
Просто какие-то картинки, какие-то мелкие отрывки – и вот я словно не то, чтобы уверен, а точно знаю , что этому парню понравится.
Странно. Откуда это взялось в моей голове?
– А это, кстати, отличный вариант, – говорит Слава. Кладёт железку обратно на место. – Спасибо.
– Рад помочь.
Оставшуюся работу я проделываю молча. И Слава тоже ничего не произносит. Но я чувствую, а потому уверен, что ей есть, что сказать.
Просто, видимо, ещё не время.
Когда минут через десять я заканчиваю с тростью и протягиваю её Славе, она благодарит меня коротким “спасибо” и почти уходит.
Почти – потому что у самого порога вдруг разворачивается, возвращается и крепко меня обнимает.
– Ты такой сильный и словно пуленепробиваемый, – шепчет она куда-то мне в ключицу. – Иногда я даже забываю, через что ты прошёл.
После этих слов всё, что я могу сделать – это чуть крепче сжать её в своих объятьях.
Потому что если открою рот – сломаюсь. А подрывать Славину веру в меня мне хочется меньше всего на свете.
***
Возвращаясь домой ближе к полуночи, я застаю Даню сидящим в коридоре на обувном пуфике. Он почти спит. Точнее, явно клюёт носом. И всё же спать не идёт, ждёт кого-то: либо меня, либо маму – больше некого.
– Наконец! – восклицает Даня, когда я закрываю за собой дверь.
Ну, как восклицает. Бормочет что-то
– Ты чего в часового играешь? – спрашиваю я, разуваясь.
– Да так…
Даня мнётся. У него явно есть ко мне какое-то дело.
– Ну?
– Мама, – Даня кивает себе за спину да дверь в родительскую комнату. – Сама не своя. Я не могу уснуть, если знаю, что она мается.
Вешаю куртку на крючок. Шарф, который мне, объективно говоря, не нужен, бросаю на пуф, где пару мгновений назад сидел Даня.
– Так а от меня ты чего хочешь? – спрашиваю я.
– Помощи.
Хватает меня за руку, не давая свернуть в кухню или туалет. Тянет к приоткрытой двери. Мы не заглядываем внутрь, но я легко представляю картину, которая там скрывается. Ничего весёлого, уж точно.
Переглядываемся. Даня кивает, я пожимаю плечами и дёргаю головой, потому что понятия не имею, чего он от меня хочет. Так я ещё и сказать ничего не успеваю, когда Даня проскальзывает в комнату, оставляя меня в коридоре совсем одного.
Я замираю. Напрягаюсь, как натянутая до предела струна. И прислушиваюсь.
– Чего делаешь? – спрашивает Даня.
– Да вот, – мама шмыгает носом.
И тишина. Наверное, что-то показывает.
– Я тоже по нему скучаю, – произносит Даня.
Видимо, что-то, связанное с папой.
– Вань, может, тоже зайдёшь? – зовёт мама. У меня по спине бегут мурашки. – Ты слишком громко сопишь.
Приходится выйти из тени. Открыть дверь, пройти в родительскую спальню. Сразу сканирую комнату. На прикроватной тумбочке стоит начатая бутылка виски. Мама с Даней сидят у изголовья кровати. На коленях у первой лежит альбом для фотографий.
Меня душит. Снова. Почему мы никогда не проветриваем квартиру?
– Иди, – мама хлопает по свободному месту с противоположной от Дани стороны. – Иди сюда.
Все эти объятия и совместные причитания – не моё. Я вообще не любитель прикосновений. Но мама и Даня – моя семья. Точнее то, что от неё осталось. Отказать им было бы преступлением.
Поэтому я забираюсь на кровать. Стоит только оказаться у мамы под боком, как она обнимает меня за шею.
– Смотрите, что я нашёл в кабинете папы, – я вытягиваю правую руку вперёд, засучиваю рукава толстовки.
Мама видит часы, и её лицо моментальной молнией прорезает чистое благоговение перед знакомой вещью. Дрожащими пальцами она касается циферблата. Улыбается.
– Я вспомнила, – тихо произносит она. – Вспомнила! Валя готовил тебе подарок на Новый год. Ты ведь так хотел эти часы, так просил! Но откуда ты узнал?
– Дмитрий передал. Ему показалось это важным.
– Так и есть, – кивает мама. – Так и было.
Она ещё несколько мгновений вертит моё запястье, стеклянным взглядом всматриваясь в светлые цифры на чёрно-коричневом фоне. Затем позволяет мне забрать руку обратно, но я ещё долго чувствую на коже её до странности горячие прикосновения.