Кровь и туман

nastiel

– Оу, – Слава округляет глаза. – Что за словечки? И ты этим же ртом целуешь…

– Девушек я целую! – перебиваю я. – В этом-то и проблема.

В груди снова горит. Прямо как в тот раз. В самый первый. Помню, словно это было вчера – прохожу в гостиную, где мама с папой смотрят телевизор, и громко объявляю, как на духу: “Пап, мам, я лесбиянка”.

Пауза, переполненная до краёв песнями по телевизору, неприятно липкими от пота ладонями и двумя парами непонимающих глаз.

Пауза, которая расколола нашу жизнь на “до” и “после”.

Я

думала, это конец. Действительно верила в то, что больше никогда не смогу подойти к родителям и просто обнять их. Но в итоге мой выросший в традиционной семье отец сказал, что это неважно, если это то, что, как я чувствую, действительно моё, и пока я буду рядом с ними, здоровая и счастливая.

В этом же времени всё пошло иначе. Здесь я сирота – и это при живых родителях.

– Если это и чья-то проблема, то точно не твоя, – замечает Слава. – Я же никого не обвиняю в том, что у меня волосы светлые. Может, мне тёмные хотелось… Или вообще рыжие. Но я такой родилась. И мне если только краситься, но это буду уже не я. Так и ты.

– Вдохновляющие речи – это у вас в крови, что ли? Дмитрий тоже как что отмочит – так сразу хочется запрыгнуть на коня и вперёд, покорять новые земли.

Слава хохочет, толкает меня бедром. Я шатаюсь, делая несколько шагов в сторону. Переводить всё в шутку – лучший способ скрыть реальные эмоции. Тем более, если они грязные, низменные и слабые – такие, как страх и зависимость от чьего-либо мнения.

Я говорю всем вокруг, что это меня не волнует. Говорю, что воля для меня – главное. Заявляю, что каждому, кто захочет наступить мне на горло, я вырву его собственное, но на самом деле… На самом деле жизнь обстоит так, что нет ничего более ограничивающего, чем свобода.

– Бен будет ждать нас в кафе, – говорю я, стараясь переключить мысли и заодно сменить тему.

– Ну да, – как-то странно протягивает Слава. Пинает снег под ногами, пока идёт. – Слушай, я, наверное, пойду сразу в штаб, мне нужно там… кое-что нужно, в общем, с Даней и Ваней.

– Ты серьёзно? Смыться собралась?

– У меня дела…

– Какие?

Слава поджимает губы. Если она думает, что я здесь ради драмы, то ей лучше дважды всё переосмыслить.

– Что между тобой и Беном? – спрашиваю сразу, чтобы потом не играть в ромашку и не вытягивать из Романовой правду по жалким ниточкам. – Чего ты от него бегаешь?

– Я не бегаю, – заявляет в ответ так уверенно, что у меня даже сомнений в правдивости слов не возникает.

Значит, в другом проблема.

– Влас? – стреляю наугад.

И попадаю точно в цель, когда Слава поднимает глаза к небу и тяжёло вздыхает.

– Тогда при чём тут Бен?

– Ни при чём, говорю же. Я просто хотела сходить к Власу на квартиру, покормить кошку. Вот, какие у меня дела.

– И, возможно, понюхать одежду в его шкафу? – (Слава глядит на меня с непониманием и брезгливостью). – Ну я не знаю просто, что там ещё обычно делают во время дикой ностальгии.

– Я не собираюсь ничего нюхать,

это отвратительно. Только кошку покормлю.

– Как скажешь.

– Я скучаю по нему.

– Я знаю.

– Как думаешь, я его ещё когда-нибудь увижу?

– Слушай, – как бы сказать, чтоб не обиделась? – Я не тот человек, который тебе нужен, когда дело касается всех этих разговоров про отношения… Сама знаешь, что я свои построить не могу. Брать на себя ещё и ответственность за чужие…

– Понятно.

– Эй, – хватаю её за локоть, останавливая от того, чтобы на эмоциях ускорить шаг и оторваться от меня. – Если между вами и правда было что-то особенное, это так просто разрушить невозможно. Думаю, вы ещё встретитесь, рано или поздно.

– Главное, чтобы не слишком поздно, – заключает Слава.

И больше, вроде, не обижается.

Наши с ней пути расходятся в квартале от кофейни, и за остаток расстояния я успеваю проверить телефон и ещё раз оставить несколько пропущенных на глухие для меня телефоны родителей.

– А где Слава? – первое, что Прохоров спрашивает у меня, когда мы встречаемся.

И то ли в шутку, то ли действительно думая, что я могу спрятать Славу за спиной, Бен вертится вокруг меня и даже умудряется заглянуть в карманы моей куртки.

– Дурак, что ли? – я смеюсь. – Что творишь?

– Ну а что? Она ж коротышка. – Наконец осознав, что Славы нет нигде, Бен разочарованно цокает языком: – Мы вдвоём завтракать будем?

– Раньше тебя моё общество устраивало, – напоминаю я и легко бью Бена кулаком в плечо в попытке растормошить.

Но сейчас, кажется, даже песня из “Бременских музыкантов”, которой Бен так любил раньше меня доставать, ситуацию бы не исправила.

– Ладно, чего мёрзнуть, – я подталкиваю Бена в сторону двери. – Пошли есть. Нам, в конец концов, больше достанется.

– Угу, – летит в ответ скорее лишь формально.

Потому что физиономия говорит об обратном. И здесь уже ни песни, ни прямой в челюсть не помогут. Остаётся только оплатить ему кофе, чтобы не терпеть эту кислую мину, портящую аппетит. Тут уж он точно не откажется.

Отправляю Бена к прилавку со скрипом на душе и моим кошельком в качестве компаньона. Себе прошу чёрный кофе, остальное, говорю, мол, на твой вкус и за мой счёт. Опрометчиво, но возможность поесть нахаляву Бену всегда настроение поднимает.

– Кофе и вкусняшка тебе, – по возвращению, Бен ставит передо мной большой картонный стаканчик и тарелку с рогаликом. – И какой-то супер калорийный молочно-кофейный коктейль, из-за которого, скорее всего, моя совесть будет мучить меня ближайшую неделю – мне.

Я беру стаканчик двумя руками. Высокая температура чувствуется даже через его картонные стенки. Поднимаю, прислоняю к губам, но глоток не делаю. Секундная пауза – уже привычка. Так о себе напоминает когда-то серьёзно портившая жизнь случайность: отравление, ожог, почти что кома и как результат – чувствительный к горячему пищевод.