Кровь не вода (сборник)
Шрифт:
Мир стоит на таких. Вон как эта скрутила ее, на коляске. Скрутила в виток, в хвост поросячий – и ведь не отбрешешься.
Так и будет таскать ее, инвалидку, до смерти. Только вот непонятно – до чьей?»
Анна Васильевна шумно вздыхает, кряхтя, тяжело переворачивается на правый бок и… И почти тут же, расстроенная, засыпает. И очень громко храпит.
И спится ей сладко – на сытый желудок. Хорош был гороховый суп. Ох, как хорош!
Умница Людка. Хотя стерва, конечно.
Бедная Лиза
Что такое семья? Ну вот вначале – молодые, он и она.
«Родственные» приобретения бывают, конечно, разные – приятные и не очень. Но куда денешься! Общаться-то надо. Семья! Так ведь почти у всех, правда? И терпим, и приспосабливаемся, и накрываем столы. Приезжим стелим постель, уступаем родную кровать. С утра до ночи торчим на кухне – вытаскиваются пятилитровые кастрюли и казаны: поди прокорми такую ораву! Теснимся. Раздражаемся, конечно, не без этого. Зато сестра из Ессентуков ждет нас на лето. Уступая (между прочим!) свою собственную спальню. Племянник из Грузии – чудный какой человек, нет, правда, ей-богу, прислал со знакомыми ящик хурмы и чурчхелы. А из Тель-Авива приехало новое лекарство – у нас нет такого.
Так же было и у Головановых.
Как-то так сложилось, что в этой семье рождалось много детей. Головановская кровь была сильной, ядовитой и въедливой, по определению одной из невесток, не слишком полюбившей свекровь и шумные семейные застолья, пропустить которые, между прочим, было серьезным нарушением жизненного уклада и традиционных устоев. А традиции Головановы чтили.
«Старые» Головановы, бабка Лида и дед Алексей, прожили жизнь долгую и мирную. Как и было положено по традиции тех трудных и строгих лет – один брак, куча детей. Правда, в середине семидесятых объявилась дамочка с Украины и предъявила своего «ребеночка» Гошу. Ребеночку – так мамаша его называла – было под двадцать, и головановская порода проступала в нем смело. Гоша был копией деда Алеши. Пришлось признаться, что грудастая хохлушка Зина не аферистка (а жаль!). Случайная, так сказать, подруга. Алексей Голованов, что называется, «попал»: в командировке загулял с чернявенькой Зиной, местной красоткой, и вскоре отбыл восвояси. В полном, надо сказать, неведении.
Лида Зинаиду с ребеночком пустила, накормила ужином и стала стелить постель.
Наклонившись над кроватью, расправляя простыню, она, не оборачиваясь, спросила незваную гостью:
– А приехала-то чего?
Так, между прочим.
Зинаида вспыхнула:
– Ребеночек должен познакомиться с отцом! Или не так?
Лида с тяжелым вздохом выпрямилась, проведя последний раз по простыне ладонью, потерла больную поясницу, посмотрела на Зинаиду и так же ровно спросила:
– Ну, познакомила?
Зинаида плюхнулась на кровать и, закрыв пылающее лицо крупными, крестьянскими ладонями, зарыдала.
– Приятных вам сновидений! – кивнула бабка Лида и вышла за дверь.
Дед Алексей сидел на кухне и смолил папиросу.
– Лида, – осторожно начал он.
– Спать, Леша! – устало откликнулась бабка. – Завтра… надо с ребеночком, –
Назавтра Зинаида отправилась в ГУМ, а «ребеночек» пошел посмотреть на столицу со сводным братом Димкой и сестрой Ниной – так приказала бабка, сунув им в карман трешку – на пирожки и мороженку.
Зина вечером уехала, «ребеночек» очень смущался и на новую родню глаз не поднимал. Было видно, что мать он осуждает – не за факт своего рождения, а за этот дурацкий приезд. Еще было видно, что матери он почему-то стесняется, ехать к папаше навряд ли хотел и столица ему эта – по барабану. В селе под Полтавой его ждала краля.
Гоша этот потом пару раз приезжал – однажды приехал с женой и ребенком. Совершив пробежку по магазинам, они шумно вваливались в квартиру, долго мылись в ванной, наслаждаясь бесконечно текущей горячей водой и, быстро и жадно отужинав, без всяких разговоров ложились спать.
Бабка Лида вздыхала, но молчала. Потом как-то сказала дочке Нине:
– Молчание мое мою семейную жизнь только облегчало. И еще – спасало не раз.
Уточнять никто ничего не стал – просто поверили.
Бабка-то была с характером. Дети боялись именно ее, а не отца!
Потом, спустя много лет, Нина, уже немолодая женщина, мать трех дочерей, дважды разведенная и в женской судьбе несчастливая, спросила:
– Мам, а ты все ведь ему спускала! И как это тебе удавалось?
Бабка усмехнулась:
– Семью не хотела рушить – ответ-то простой! Папаша твой, – тут она замолчала, – кобель был хороший! И что? Ну, выгнала бы его? А толку? Вас, дураков, осиротила бы. И все. Потому и молчала. Вот ты – языкатая и справедливая! И еще – дважды разведенная и одинокая. Тебе хорошо?
Нина скорчила мученическую гримасу.
– Ну ты же знаешь, мам! Митя пил, Шурик гулял… Что говорить!
– Ты, Нина, бескомпромиссная. А в семейной жизни… – она замолчала и снова вздохнула. – А я отца прощала. И было за что, не сомневайся. Не только Гошу этого…
Прожили старики вместе больше полувека. Дождались не только внуков, но и правнуков. Дед Алексей всегда поднимал первый тост за жену. Говорил, что благодарил бога – всю жизнь! – за то, что тот послал ему Лиду.
Во время тоста по-стариковски пускал слезу, а суровая бабка уговаривала его «не расстраиваться».
А вот дети бабки Лиды и деда Леши традициям стали изменять – сперва осторожно и смущаясь, – ну, так получилось… Вы уж не обессудьте!
Развелась невезучая Нина, потом Дмитрий.
А уж внуки – так те отрывались по полной. Ничуть не смущаясь. Разводы и адюльтеры посыпались как горох из мешка, – все просто, все легко: ну, не сошлись характерами. Бывает.
Деда уже не было в живых, бабка Лида жила с Ниной и ее дочерьми. Нянчила правнуков – обездоленных, как она про них говорила.
Ритка, Нинина дочь, жила с женатым, прижив от него сына. Светка спуталась со стариком – лет пятьдесят ему, что ли. Светкин начальник. Родила от него дочь, Маринку. А младшая, Танька, вообще учудила – снюхалась с арабом и маханула в Сирию. Хорошие дела? Нина рыдала с утра до ночи, жалея бестолковую Таньку. Успокоились, когда Танька начала присылать фотографии – дом с бассейном, спальня метров сорок, мраморная ванна – рехнуться можно!