Кровь пьют руками

Олди Генри Лайон

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ПОДСТИЛКА ПРОКУРОРСКАЯ, пап Пташечки с колоколенки

Четверг, девятнадцатое февраля

Меж кентом и ментом* Маг по имени Истр* Конституцию еще не отменили? * «Воздух» понят правильно* Наверное, это и есть Ад

Итак, стоит себе дура между кентом и ментом. Мент шпалер свой ментовский поднимает, а кент… Бр-р-р! Ну и рожа! То есть уже не одна, а целых две… мама моя родная! — вторая-то

кентесса! Клетчатый пиджак притален, белоснежная манишка, галстук-селедка аккуратно заколот… тоже — лицо нетрадиционной?

— Падай, Гизело!

Ну уж нет! Стану я на грязный-пол падать!

— Отставить!

Поднимаю руку, поворачиваюсь к разошедшемуся не на шутку жорику.

— Сержант! Пистолетик-то… Спрячьте, не ваш же! Сядете! Сама посажу, не побрезгую!

Понял. Увял. Спрятал. Вот и порядок! Теперь кенты.

— В чем дело, граждане?

От «граждан» люто несет перегаром и машинным маслом. Первый — громадное гнедое одоробло само себя шире, на плече похабщина наколота — надвигается в упор, щерит желтые зубы.

— Уйди, тетка! Нам Алик нужен! Тетка? Спасибо, что не бабка!

— Тамбовский волк тебе тетка. И дядька. Стой, где стоишь!

Легко сказать! Мокрое, в клочьях грязного снега, колесо подкатывает к самым коленям. Не двигаюсь. Жду. Давить собрался, урод? Давай, рискни запчастями!

— Усе в порядке, граждане!

Сержант Петров, кажется, успел очухаться и готов занять боевую позицию рядом со мной — с палашом наголо. Я только вздохнула: налетит наряд, отмазывай потом обалдуя! Фиг там, не буду!

— Усе в порядке, граждане! — суровым тоном повторяет жорик. — А документики-то предъявите!

Интересно, какие документы у кентов? Наверно, водительские права. И еще техпаспорт.

— Катись в пень, служивый! — Кентесса демонстративно сплевывает на пол и катит к нам с явным намерением припечатать к полу сержантовы сапоги. — Если вы, бриллиантовые, с Аликом беду сотворили!..

— Язык-то попридержите, гражданочка! — Квадратное плечо Петрова ненавязчиво оттирает меня в сторону. Слабые попытки сопротивления с Моей стороны игнорируются — молча, но решительно. Теперь супротив двух кентов — один мент.

— Вот чего, сержант! — Первый, который одоробло, нагибается, дышит бензином. — Ты нам Алика отдай, а сам катись — и зубы вставлять не придется. Просек?

— Попустись, миленок! — сопрано красотки на колесах звенит откровенной издевкой. — Не ровен час, мы тебя сами попустим! Вдвоем и по очереди.

Петров громоздится, как спартанское войско при Фермопилах, намертво перекрывая коридор. Я наконец прихожу в себя. Ругался — значит, смертоубийства не будет. Телефон! Я ведь хотела позвонить! Наряд и, конечно, «Скорую»! Нет, «Скорую», а потом уже наряд!..

Я отступаю к двери, за которой прячется искомый телефон (сотовый надо было брать, дуреха!), и тут начинается. Мое непродуманное отступление явно принято за всеобщее бегство. Кентесса начинает наезжать (в прямом смысле, не в переносном)

на сержанта, лапища гнедого — грязная, в чем-то, похожем на тавот, — толкает Петрова в грудь…

Бах!

Интересно, можно ли с одного удара уложить на землю шкаф? Наверное, нет, а вот кентавра можно, причем с тем же приблизительно звуком. Уложить одной левой — в правой у сержанта палаш, которым он почти одновременно пытается достать кентессу — к счастью, плашмя. Но фехтовальщик из него никакой — ловкий ответный удар выбивает оружие из рук, тонкие, но жилистые лапки тянутся к горлу…

Все! Пора бить! Не люблю жориков, но они все-таки люди.

Я примериваюсь к хрипящей и матерящейся массе, едва не получаю колесом по ноге, успеваю разглядеть мохнатое горло гнедого, замахиваюсь…

— Хватит!

Голос негромкий, слабый. Казалось, его и не услыхать-то по этакой запарке, но — услышала. И не просто услышала — замерла на месте, каким-то чудом моментально осознав: и вправду — хватит. И что самое любопытное, догадалась об этом не одна я. Словно к непослушным детишкам пришел строгий дядька. Поигрались, малые, — и будя!

Куча распадается, встрепанный Петров отскакивает в сторону, кенты отъезжают чуть назад.

— День добрый, господа и граждане!

Тот, кто столь удачно нас убедил, стоит в дверях. Старенький такой, и кожушок на нем старенький, на седой голове шапка-бирка, сверху дырка, ветром повевает…

За спиной дедушки, прямо на лестничной площадке, возвышается еще один кентавр — угрюмый бородач в футболке песочного цвета..

Почетный эскорт?

— Олег Авраамович жив?

И тут я спохватываюсь. В голове зреет смутная — и совершенно невероятная — догадка. На фотографиях он совсем другой, помоложе и не в кожухе, но…

— Гражданин Залесский жив, но ему срочно требуется медицинская помощь. Гражданин… Молитвин?

Тот, кого ищут пожарные, ищет милиция, неторопливо кивает, поворачивается к кентам:

— Все в порядке, Папочка. Драться не надо. Это свои.

В иной момент я бы и не прочь побыть «своей» для нетрадиционной Папочки, но не сейчас.

— Я работник прокуратуры, гражданин Молитвин. В данный момент в квартире находится лицо с явными признаками…

— Я знаю, кто вы, Эра Игнатьевна, — прежним негромким голосом перебивает старик. — Алик вас хорошо описал. Никаких признаков, тем более явных, нет, но Олегу Аврамовичу действительно нужна помощь. За тем и пришел.

«Опохмелиться принесли, что ли?» — хочу спросить я, но не спрашиваю. Просто не успеваю — бравый сержант Петров как раз выходит из ступора.

— Ерпалыч, ты это… — произносит он сурово, неторопливым движением пряча в ножны палаш. — Ты в комнату пройди. А вы, граждане, стойте, где стоите. И ни шагу!

Последнее явно относится к кентам. Они недобро ворчат, скалят желтые зубы — но подчиняются. Пока, во всяком случае.

Ладно! Пора к телефону!

Я снимаю трубку, палец ложится на кнопку.