Кровь Рюрика
Шрифт:
Один из оставшихся в седле вдруг вытянул руку в сторону Константина, и из неё вырвался огненный шар, но, не долетев до обалдевшего от такого поворота Костика, с тихим треском схлопнулся, истаяв в воздухе. Так же истаяли и льдисто-голубые иглы, и серое нечто, запущенное третьим всадником.
– Здесь земля Мокоши, госпожа, – произнёс мужчина, гарцуя на лошади, и Костя наконец рассмотрел стройную девушку в мужском платье и ярко-алом плаще, державшуюся чуть позади. – Мы не сможем атаковать его силой.
– Я сама пристрелю эту тварь! – Девушка, одетая в мужской кафтан небесно-голубого цвета, с богатой золотой вышивкой,
– Стойте! – раздался властный и мощный голос, и мужчина ударил в землю комлем дерева. И сразу же от него по земле рванула такая волна, что Константин с трудом удержался на ногах. Лошадям тоже досталось, и пуля, предназначенная Косте, ушла в небо. – Вы на земле Сосновской общины. Назовитесь, или будете уничтожены.
– Я графиня Светлова! – Девушка даже чуть привстала на стременах, видимо, чтобы казаться солиднее, и чуть подняла кромку широкополой шляпы, показав красивое породистое лицо с тонкими бровями и небольшим точёным носиком, обрамлённое светло-русыми кудрями.
Горыня, глядя на красотку, только успел подумать, что с удовольствием повалял бы её на сеновале, и лишь улыбнулся, когда девушка буквально ожгла его злым взглядом.
– Это мои люди, сопровождающие меня на праздник в имение князя Стародубского, и мои друзья. Виконт Рошфор и дворянин Бельский.
– Ну, и что же вас завело так далеко от казённого тракта, графиня Светлова? – Мужчина с посохом чуть наклонился вперёд, и на лицах всадников Костя увидел признаки неуверенности. – Решили срезать путь по общинным землям? И указ государя от восемнадцатого вересня шестьсот тридцатого года вам не указ? И почему вы напали на общинника Горыню?
– Он первый!
– Ложь, – припечатал мужчина, явно имевший право задавать все эти вопросы. – Его следов нет на дороге. Значит, стоял он на обочине и не мог напасть на всадника. А вот вы даже не постеснялись обнажить оружие и применить силу. – Мужчина повернулся к Константину. – Иди, молодец. Я тут без тебя разберусь.
И куда сейчас? Горыня… хм-м. Хорошее имя. – Покинув место скоротечной схватки, Константин оглянулся. – Я же вроде пастух? Значит, нужно двигать к стаду. А стадо у нас?.. – Он постоял с минуту и, развернувшись, уверенно пошёл к тому месту, где в старом мире была большая низинка, густо поросшая травой.
– А вот я тебя! – Навстречу ему из кустов вылетел сухонький старичок, потрясая кнутовищем. – Мало того, что у тебя в башке квашня, дак ещё и бездельник!
– Охолонь, дед. – Константин, легко перехватил занесённый над собой кнут и коротким кистевым движением вынул его из руки склочного старика. Неожиданно для Константина старичок крутанулся и ударил локтем назад, целясь Горыне в бок, но тот жёстко блокировал удар и обозначил свой, остановив руку в нескольких миллиметрах от головы старшего пастуха.
– Вот так значит? – Дед хмыкнул и разразился целым каскадом ударов, на всех уровнях, стараясь ни сколько поразить противника, а хотя бы достать. Но Константин, который провёл всю молодость в спортзалах, а юность и зрелость – в местах, совсем негостеприимных, легко блокировал
– Хорош! – Он отскочил в сторону и, приложив руку к груди, коротко поклонился. – Правда, хорош. Удалось, значит, Никифору. Откуда же тебя такого молодца занесло?
– Издалека, деда. – Горыня тоже приложил руку к груди и поклонился в ответ. – Места у нас неспокойные, воюем часто.
– А кем был-то? – раздался сзади спокойный голос, и, обернувшись, Константин увидел того самого мужчину с деревцем в руках, стоявшего метрах в десяти.
– Даже не знаю, как сказать-то… – Горыня пожал широченными плечами. – Царёв человек был. Как кто шалил или чего не понял, так мы ехали – объясняли. Или закапывали.
– Особая сотня Разбойного приказа, значит. – Мужчина с посохом покачал головой и слегка пристукнул своим дрыном, отчего по земле пошёл густой гул, словно от удара в колокол. – До вечера будь при стаде, а вечером приходи в общинную избу.
Мгновение, и мужчина словно растворился в пространстве, оставив за собой серебристый быстро тающий след.
– А… – Константин поражённо обернулся. – А, где?
– Никифор это, – веско произнёс пастух, словно это объясняло всё. – Волхв наш. Вчера было ему явление пресветлой Мокоши, и сказала она, что нашла новую душу для Горыни. Тот-то совсем дурачок был. Не говорил ништо да все норовил спать залечь. Только и мог, что с хлыстом управляться. Дочка мельника его нажила с кем-то, а с кем, так и не сказала. – Старик устало присел на траву. – Вырастила тебя до двух годков, да и померла от огневицы [1] . А тебя вот, ну, Горыню, выходили да к делу никак приставить не могли. К воинскому искусству оказался негоден, даже к девкам на околицу не ходил. Пустой человек. Ни души, ни разума.
1
Так на Руси называли лихорадку.
– И обычное это дело, такие, как я? – Константин тоже присел рядом.
– Не скажу часто, но бывает. – Старик покачал головой. – Сам вижу в первый раз, а вот полковой волхв, тот сказывал, что видел такого. Но ты, паря, языком-то не чеши. Чего деревенские спрашивать будут, улыбайся и молчи. Целее будешь. Кроме меня и Никифора, что ты пришлый, никто не знает. Ну, вот вечером староста будет знать. А для всех – тебя Никифор исцелил. Но память ты потерял. Деревня у нас, конечно, не простая – воинская деревня, под рукой князя Медведева. Холопов и смердов тут нет, но болтунов хватает. Так что держи пасть на замке, а язык прибитым к зубам. Целее будешь… – Старик вздохнул. – А как ты там, рукой, ну вот этак… – Он изобразил удар по горлу.
– Это просто. – Константин, не вставая, медленно показал движение. – Важно ещё пальцы сжать вот так. Но только перед самым ударом.
Пока остальные подпаски гоняли коров, не позволяя им выбраться за пределы пастбища, Константин делился с дедом разными тонкостями боевых искусств, стараясь при этом не особенно размахивать руками, потому как мальчишки, которых определили к стаду, были весьма глазастыми и уж точно не страдали немотой.
Наконец, когда дед хоть немного удовлетворил своё любопытство, стал сам рассказывать о жизни в селе.