Кровавая месса
Шрифт:
Фукье-Тенвиль был явно в курсе событий, но ничего не знал об их истинной подоплеке. И Лаура решила пролить свет на темные места в биографии мужа:
– Это была моя мать. Понталек женился на ней исключительно ради ее состояния, потому что они оба считали меня умершей. Мой муж и в самом деле приложил к этому немало усилий. Он несколько раз пытался меня убить, правда, чужими руками. Последнюю попытку – вернее предпоследнюю, потому что он только что подписал мне смертный приговор, – Понталек предпринял в сентябре 1792 года. Он донес на меня, а сам уехал к графу Прованскому
– Как же тебе удалось спастись?
– Меня спас барон де Бац. Именно он снабдил меня фальшивыми документами на имя американской гражданки Лауры Адамс...
– И ты действительно была с ним в Вальми? Это твой муж не выдумал?
– Я жила в замке Анс у своей подруги Розали де Сегюр. Это была всего лишь остановка на пути в эмиграцию. Но есть один нюанс. Вы не спросили Понталека, что он сам делал в Вальми. Так вот, он представлял интересы графа Прованского при короле Пруссии и герцоге Брауншвейгском. Я видела там и Вестермана, который приезжал вести переговоры от имени Дюмурье...
– Предатели! А скажи-ка, тебе ничего не известно об одной сделке... Я имею в виду передачу драгоценностей короны, украденных незадолго до этого.
При других обстоятельствах хищный огонек, вспыхнувший в глазах общественного обвинителя, позабавил бы Лауру. Но теперь ее порадовало, что она может подтвердить свои слова, не боясь выдать кого-то: все участники этой истории уже умерли.
– Вы говорите об ордене Золотого руна Людовика XV и бриллиантах королевы? Мне известно, что их привез секретарь Дантона перед самым началом сражения, чтобы убедить герцога Брауншвейгского не идти на Париж.
– Очень интересно! Очень! Во всяком случае, мы будем знать, где их искать, когда наши бравые солдаты войдут в Брауншвейг, а этого уже совсем недолго ждать... Но ты говорила, что хотела уехать из страны. Почему же ты осталась?
– Если бы вы видели, в каком состоянии находилась прусская армия, вы бы не задали мне этого вопроса. К тому же Понталек уходил вместе с ними. Мне еще повезло, что он не узнал меня. Я имею в виду, не узнал во мне свою жену. Он и в самом деле считал меня Лаурой Адамс.
– Почему ты выбрала американское имя?
– Для меня оно стало символом. Америка – страна свободы, а я, трижды спасенная от руки убийцы, тоже хотела быть свободной.
Фукье-Тенвиль сложил руки на столе и прикрыл глаза. Он казался огромным задремавшим котом, но обвинитель не спал.
– Это все, что ты хотела мне рассказать?
– Могу только добавить, что Понталек убил мою мать.
– Мне казалось, он говорил, что его жена утонула...
– Да, но это Понталек ее утопил. Вернее, попытался это сделать. Сразу после свадьбы с моей матерью начали происходить весьма неприятные инциденты, и Понталеку удалось убедить ее отплыть вместе с ним на остров Джерси. Когда корабль вышел в море, он дал ей какое-то сильное снотворное и сбросил в воду. Она чудом осталась жива. Ее вытащил рыбак, но мама получила серьезные увечья и вернулась домой только для того, чтобы умереть. Как раз в то время я тоже вернулась в Сен-Мало, и она успела мне все рассказать. Вот и вся история. Мне нечего больше
– Минутку! Чего же ты ждешь от меня? Чтобы я отомстил за тебя?
– Я хочу, чтобы преступник, которому нет равных, понес наконец заслуженное наказание. Тогда я умру спокойной. Месть? Да, несомненно, я хочу ему отомстить. Этот человек принес слишком много зла. Если позволить Понталеку жить и пользоваться тем, что он успел украсть, он не остановится... Я слышала, что у вас, гражданин, есть семья. Если вы любите своих родных, вы должны меня понять.
Фукье-Тенвиль не ответил. Он вызвал тюремщика и приказал отвести Лауру обратно в камеру. Когда молодая женщина была уже на пороге, обвинитель бросил ей вслед:
– Возможно, ты мне еще понадобишься...
– Тогда поторопитесь: я завтра умру.
– Предположим, что это случится не завтра. Я полагаю, ты не торопишься?
– Кто бы торопился на моем месте?
– Не слишком радуйся! Это всего лишь отсрочка. Я никогда не забываю оскорблений!
На этот раз Лаура скрепя сердце даже обратилась к нему на «ты»:
– Я не стану тебя за это упрекать, гражданин Фукье-Тенвиль. Особенно если ты не забудешь и о тех оскорблениях, что пережили мы с матерью!
Возвращаясь обратно в камеру, Лаура чувствовала себя намного лучше. И не потому, что зловещая тень эшафота немного отодвинулась. Ее радовало, что наконец-то на ровном пути негодяя, которому когда-то весенним днем она поклялась в любви и верности, появится препятствие. Лауре казалось, что, если Понталек заплатит за свои преступления, она без сожаления расстанется с жизнью, которая ее больше не интересовала. Даже ее любовь к де Бацу как-то померкла, словно кровь, пролитая на площади Низвергнутого Трона, превратилась в бескрайний океан, разделивший их...
И в самом деле, на следующее утро гражданку «Адам» не вызвали в трибунал, и ее соседки обрадовались этому. Особенно расчувствовалась графиня. Она обняла Лауру со слезами на глазах.
– Я так привязалась к вам, моя дорогая! Вы так молоды, так очаровательны... Когда вы рядом, я испытываю радость, которую уже и не надеялась испытать...
– Я тоже счастлива тем, что познакомилась с вами. Но мы не должны питать напрасных надежд. Меня не помиловали и не освободили. Но если бы мы могли умереть вместе, то, мне кажется, нам было бы легче...
– Я тоже так думаю. Что ж, нам остается только ждать.
Зато Эмилия Шальгрен не готова была смириться. Она все время думала о своей маленькой дочке, о братьях – обо всех, кто любил ее. Она хотела жить! Временами женщина впадала в отчаяние, и ее подругам с трудом удавалось успокоить ее. Бедная Эмилия иногда получала записки от брата Карла Верне, который уже потратил на это целое состояние. Новости утешали. Давид обещал позаботиться о ее судьбе... Он должен увидеться с Робеспьером, но Эмилия должна набраться терпения... Возможно, ее переведут в другую тюрьму... Однако брату не удавалось скрыть свою тревогу, да Эмилия и сама прекрасно помнила, как Давид обещал ей, что она горько пожалеет о своем отказе...