Кровавая жертва Молоху
Шрифт:
Они со Щепкой находят себе четырех постояльцев. И начинают печь хлеб по утрам, продавая его шахтерам. Кажется, Щепка не знает усталости. Каждое утро она будит Элину, поднося ей деревянную чашку с кофе, и тесто у нее уже поставлено.
– Еще и пяти часов нет, а мы уже на десять крон богаче, – говорит она. Некоторое время они сидят на краю кровати, обмакивая остатки вчерашнего хлеба в горячий кофе.
Элине приходится прилагать усилия, чтобы не проявлять особого интереса к тому, чем Щепка занималась в течение дня. Однако каждый вечер она узнает, что господин директор сегодня ел на ужин, и,
Она ломает голову. Неужели он ничего не почувствовал? Когда их руки соприкоснулись. Неужели только по ее телу пронесся горячий вибрирующий поток?
Любовь как удавка. Поначалу она свободно болтается на шее. Но потом чем дальше он от нее отходит, тем туже затягивается петля у нее на шее.
Если бы он пал к ее ногам. Если бы он добивался ее внимания. Тогда, возможно, Элина не думала бы о нем каждую секунду.
«Обычный мужик! – сердито говорит она себе. – Да таких миллион!»
И вот почти через две недели после того книжного вечера он вдруг стоит в дверях ее класса. Ученики уже разошлись, и она искренне удивлена при виде господина директора.
– Ой, господин Лундбум! – восклицает она и улыбается сдержанной улыбкой.
Такая улыбка вполне подошла бы для старшего учителя, председателя школьной комиссии, директора школы или, например, директора шахты.
Но после этих слов она молчит, потому что сердце бьется у нее в груди, как бы она ни призывала его к спокойствию. Под мышкой господин Лундбум держит прямоугольный предмет, завернутый в коричневую бумагу.
– У меня для вас подарок, – произносит он и протягивает ей пакет.
– Спасибо, – говорит Элина.
Но тут все наигранное равнодушие летит к черту. Она спускает сердце с поводка и дает ему нестись в безумном темпе. Весело подмигивает Лундбуму:
– Но безопасно ли открывать такой пакет здесь?
– Я бы точно вам не советовал этого делать, – отвечает он и улыбается лукаво, как мальчишка. – Но, может быть, вы хотите выпить по стаканчику портвейна у меня дома и открыть подарок в спокойной обстановке?
Она соглашается, и они идут рядом к промышленному кварталу. Каждый раз, когда их локти случайно соприкасаются, она дрожит всем телом. Это почти невыносимо.
Жилье директора – простой блочный дом с новой пристройкой.
– Дом поначалу был совсем непритязательный, – рассказывает он. – Но я именно этого и желал. Он должен был гармонировать с природой. И с домами рабочих.
Да-да, эту черту она за ним знает. Его непритязательность. Об этом она уже наслышана в Кируне. Как господин директор ходит в красной рубашке, как простой рабочий, и его по ошибке принимают не за того, когда в город приезжает высокое начальство. И как он общается с лопарями или сидит в кофейнях, разговаривая с простыми людьми. И Элина слышала, что у него большое сердце. Но она знает, что его дом напоминает и хутор Андерса Цорна [21] , и усадьбу Сундборн Карла Ларссона [22] , ибо оба художника помогали ему советами при строительстве пристройки.
21
Андерс
22
Карл Ларссон (1853–1919) – один из самых знаменитых и любимых в Швеции художников, знаменит своими акварелями, изображающими семейную идиллию.
«Так что с непритязательностью дело обстоит непросто», – приходит к выводу девушка.
Конечно же, он сноб, хотя всячески старается показать, что его не волнуют внешние проявления. Но именно такой он особо дорог ей. Эта слабость его характера придает ему человечности, наполняя ее сердце нежностью. Кто полюбит совершенство? Нет, любовь требует заботы, а забота предполагает наличие недостатков, ей надо ран, хрупкости. Любовь мечтает исцелить. А совершенство не нуждается в исцелении. Совершенству можно поклоняться, но не любить.
Лундбум приглашает ее в кабинет. В камине потрескивают дрова, а на подносе лежат закуски – копченое мясо северного оленя, грудки куропатки. Странно думать, что все это нарезала и принесла сюда ее Щепка или кто-то из прислуги.
Они едят, и директор шахты расспрашивает ее, как ей нравится в городе, каковы ее первые впечатления от жизни в лопарской глуши.
Потом настает время открыть пакет. Повозившись с ленточкой, Элина разворачивает коричневую бумагу – и в ее руках оказывается «Толкование сновидений» Зигмунда Фрейда.
О, об этой книге она наслышана. Наши сны – не послания предков или богов, они раскрывают наши запретные желания.
У автора много поклонников, молодой учительнице это известно. Но еще больше тех, кто порицает его как грязного еврея.
Запретные желания касаются сексуальности. Элина не решается открыть книгу, пока он стоит рядом.
– Спасибо, – снова произносит девушка. – Как вы догадались, что я знаю немецкий?
– У вас в чемодане лежал томик Гёте.
Ну да, конечно. Элине почему-то жарко. Наверное, всему виной камин. Или выпитое вино.
Она смеется. Снова благодарит. Охваченная внезапным порывом, целует обложку книги.
– Смотрите-ка, запретное желание, – бормочет Лундбум и смотрит на нее из-под мечтательно полуопущенных век.
Тут она кладет книгу на его письменный стол.
«Я сама должна сделать первый шаг», – думает она в припадке удали. И делает шаг к нему.
«Я слишком молода, слишком красива. Он никогда не решится».
И она обнимает его за шею, целует его, прижимается к нему всем телом.
Целую секунду он стоит неподвижно – Элина успевает подумать: «О господи, я ошиблась, он совсем этого не хотел!»
И тут его руки смыкаются вокруг ее тела. Его язык раздвигает ее губы. Оба тяжело дышат, потеют и задыхаются.
Элину охватывает радость. Она чуть отодвигается от него и смеется. И чувствует, что с таким же успехом могла бы расплакаться. Потому что он хочет ее. Потому что они хотят одного и того же. И все это так прекрасно и правильно.
Они раздевают друг друга – во всяком случае, расстегивают, чтобы неизбежное могло произойти. Возятся с ремнем и пуговицами. Юбка задирается вверх, брюки съезжают вниз.