"Кроваво-Красная" Армия. По чьей вине?

Бешанов Владимир Васильевич

Собственно, только тогда РККА по–настоящему и роди лась, хотя декрет ВЦИК о всеобщей воинской повинности для всех трудящихся в возрасте от 18 до 40 лет вышел еще 29 мая 1918 года.

2 сентября 1918 года одновременно с объявлением страны военным лагерем ― «Республика в кольце врагов!» ― вместо Высшего военного совета был создан Революционный военный совет республики под председательством Л.Д. Троцкого. Руководство действующей армией РВСР осуществлял через главнокомандующего всеми Вооруженными Силами Республики. Завершилось расформирование Красной Гвардии.

11 сентября были ликвидированы завесы и вместо них созданы фронты. К декабрю было развернуто 12 армий, в боевом составе которых

насчитывалось 285 тысяч штыков и сабель (по подсчетам советских историков, интернационалисты составляли всего лишь около 8%, но это осенью, и есть странность: латышские стрелки «не считаются»). Общая численность вооруженных сил достигла 800 тысяч человек, а к началу 1919 года ― 1 миллиона 630 тысяч. Ленин требовал к весне довести ее до трех миллионов.

Стало ясно, что без специалистов не обойтись.

Принцип формирования командного состава молодой Красной Армии был сформулирован Лениным. В день Красного офицера 24 ноября 1918 года вождь дал четкую установку:

«Строя новую армию, мы должны брать командиров только из народа. Только красные офицеры будут иметь среди солдат авторитет и сумеют упрочить в нашей армии социализм. Такая армия будет непобедима».

Однако подавляющее большинство «красных офицеров» не имело военного, а зачастую никакого образования. Возглавляемые ими формирования представляли собой плохо управляемые отряды вооруженных рабочих, бывших солдат и матросов, способные терроризировать отдельно взятый район или совершать партизанские налеты, но не имели «правильной разведки, ни связи друг с другом, ни способности к более сложному маневру» и обнаруживали полную несостоятельность при столкновении с армиями «низвергнутых классов». К тому же расплодившиеся во множестве «главкомы» и «командующие» никому не желали подчиняться.

(С.С. Каменев, будучи руководителем Невельского участка Западной завесы, описывал такой формально ему подчиненный отряд:

«Многие добровольцы были из тех, которые, идя добровольно на службу в Плотский отряд, фактически укрывались от военной работы, много было среди них порочного элемента с грабительскими наклонностями».)

«Наше центральное положение,

― писал Троцкий, ―

расположение врагов по большому кругу, возможность для нас действовать по внутренним операционным линиям, свели нашу стратегию к одной простой идее: именно к последовательной ликвидации фронтов в зависимости от их относительной важности… Мы имели возможности перебрасывать наши силы и массировать их в ударные кулаки на наиболее важном в данный момент направлении. Однако реализовать это преимущество можно было только при условии полного централизма в управлении и командовании… нужно было иметь возможность приказывать, а не уговаривать».

После жестоких партийных споров Красную Армию ре шили строить на регулярной основе, отбросив бредни о поголовном вооружении народа. Через месяц после объявления обязательной воинской повинности для трудящихся была введена мобилизация бывших офицеров и чиновников. 1 октября 1918 года вышел декрет Совнаркома о всеобщей мобилизации «лиц Генерального штаба», кроме явных калек и «одержимых тяжкими болезнями».

«Каждому из импровизированных командиров,

― вспоми нал Троцкий, ―

нужен был офицер…Изрядный процент обра зованных офицеров имел… в высшей степени благоприятное влияние на общий уровень командования».

В 1918 году, по свидетельству Троцкого,

«76% всего ко мандного и административного аппарата представляли бывшие офицеры царской армии и лишь 12,9% состояли из

молодых красных командиров, которые, естественно, занимали низшие должности».

А всего в Красной Армии служили 75 000 бывших офице ров, в том числе более 500 выпускников Академии Генштаба. Были среди них мобилизованные принудительно, были решившие сделать карьеру при новой власти, да ведь и семью нужно было как–то кормить в условиях «военного коммунизма». Прилив патриотизма и стремление послужить родине, независимо от политической окраски правительства, среди офицеров, не желавших участвовать в войне на «внутреннем фронте», вызвало немецкое нашествие, а потом оказывалось, что «птичка увязла» и нет никакой свободы выбора.

Были и такие, которым воплощение большевистских идей о новой России казалось гораздо привлекательнее, чем идеи Белого движения. Они составляли «маленькое меньшинство» и не сразу поняли, что основные идеи большевиков ― насилие, беспринципность, жестокость, а все их лозунги и обещания ― беззастенчивая ложь. Кстати, независимо от того, добровольно офицеры шли в ряды Красной Армии или по мобилизации, специальный приказ требовал от комиссаров за ними следить, карать, «держать на учете семьи офицеров и принимать их на ответственные посты в том случае, если имеется возможность в случае измены захватить семью».

Как учил товарищ Лацис:

«Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какого он образования и какова его профессия».

На основании «трех вопросов» любого военспеца в любой момент можно было тащить в подвал, что и проделы валось систематически. При любой неудаче первым делом обвиняли в измене бывших офицеров. Даже главнокомандующий всеми Вооруженными Силами Республики летом 1919 года угодил на нары. Офицерство было и оставалось классовым врагом, его использовали до поры до времени или, выражаясь ленинским языком,

«строили коммунизм из кирпичей, которые подобраны капиталистами против нас».

Они воевали на стороне «красных», кто за совесть, кто за страх, организуя снабжение Красной Армии, проводя мобилизационные мероприятия, командуя армиями и фронтами, планируя операции, чтобы в итоге какой–нибудь Примаков мог покрасоваться перед бойцами на белом коне с шаблюкой. Смешно читать рассуждения С.М. Буденного вроде:

«Пожалуй, самым слабым местом в организации Врангеля были генералы. Я хорошо знал и Покровского, и Шатилова, и Улагая, и других: нам приходилось их бить в 1919 году. Это были не очень храбрые вояки, с узким военным кругозором, с ограниченным оперативным мышлением».

Интересно, откуда у безграмотного казака такое «неограниченное оперативное мышление», кто у него был начальником штаба?

Все начальники советских фронтовых штабов в 1918―1920 годах ― это бывшие офицеры Генштаба (откуда еще было взять грамотного штабиста?), 53% начальников штабов армий и 37% командующих армиями ― тоже они.

Заместителем Фрунзе был царский генерал Ф.Ф. Новицкий, начальником штаба служил генерал Н.С. Махров, в штабе Тухачевского во время наступления на Варшаву ― граф Н.В. Соллогуб. Генерал А.А. Самойло командовал 6–й отдельной армией, генерал П.П. Сытин ― Южным фронтом, генерал В.Д. Ольдерроге ― Восточным, генерал А.Е. Снесарев ― войсками Северо–Кавказского военного округа и объединенными вооруженными силами Белоруссии и Литвы, полковник В.М. Гиттис ― Западным и Кавказским фронтами. Всю войну Главкомами Вооруженных Сил Республики были полковники Генерального штаба И.И. Вацетис и С.С. Каменев, а начальниками штаба при них состояли генералы П.П. Лебедев и М.Д. Бонч–Бруевич.