"Кроваво-Красная" Армия. По чьей вине?
Шрифт:
Маршал А.И. Еременко (1892―1970), прозевавший удар танковой группы Гудериана на Орел и оставшийся без фронта, после войны сокрушенно качал головой:
«Оглядываясь назад, рассматривая теперь обстановку с открытыми картами, приходишь в недоумение: как мы не смогли тогда разгадать намерения противника?.. Лучшего района для наступления танковой группы на Москву, чем район Глухов, Новгород–Северский, Шостка, не найти. Путь оттуда на Орел и Тулу был кратчайший. Десну форсировать не надо. Брянские леса остаются севернее. Однако командование и штаб Брянского фронта не смогли расшифровать этот легкий шифр».
Остается сделать вывод, что в сентябре 1941 года Еременко
Оказавшись в окружении, советские полководцы впадали в полную прострацию, поскольку просто не знали, что нужно делать в такой непредусмотренной уставами ситуации. Одни пытались во что бы то ни стало удержать занимаемый район, другие ― хаотично и бестолково бросали тающие силы на прорыв в различных направлениях. Маршал Конев писал:
«Нашей целью было не позволить врагу сужать кольцо окружения и, имея обширную территорию, маневрировать силами, сдерживать активной борьбой превосходящие силы противника. Конечно, борьба в окружении ― сложная форма боя, и, как показал опыт войны, мы должны были готовиться к такому виду действий, чего, к сожалению, перед войной не делалось».
В конце концов и те и другие отдавали войскам приказ разбиться на мелкие группы и выходить из котлов самостоятельно. Оставшиеся без командиров, красноармейцы десятками тысяч сдавались в плен, бросая оружие и технику. Разнокалиберные командующие просачивались на восток в сопровождении самого близкого круга командиров и личной охраны, не пытаясь возглавить какое–нибудь подразделение: так было легче проскользнуть незамеченными.
Генерал А.А. Власов выходил из окружения дважды, и каждый раз «группа прорыва» состояла из самого генерала и очередной походной жены. Если имелась такая возможность, наши военачальники просто грузились в самолеты и улетали, передавая оставшимся войскам пламенный привет и последний приказ: «сражаться до последней возможности» или «наступать перевернутым фронтом».
Невозможно представить себе Паулюса, бросившего в Сталинграде свою 6–ю армию, и Гитлеру не могло прийти в голову вывезти из котла фельдмаршала. Когда фюрер отдал приказ оставить гиблое место командиру 14–го танкового корпуса генералу Хюбе, тот
«категорически отказался подчиниться. Он отправил в Берлин сообщение, что он привел своих солдат в Сталинград и приказал им сражаться до последней пули. А теперь он намеревается показать им, как это делается».
Сравним это с бегством советского командования из Севастополя в июле 1942 года, когда почти все руководители обороны ― адмирал Октябрьский и генерал Петров, их штабы, все командиры дивизий, все партийное руководство и чины НКВД ― около 500 человек ― погрузились на самолеты и подводные лодки и благополучно отбыли, бросив на произвол судьбы 100–тысячный гарнизон. Понятие о воинской чести им отшибли смолоду.
Сталинские генералы готовились только наступать, но, как выяснилось, наступать они тоже не умели. Во–первых, сразу терялось управление; во–вторых, «не хватало опыта»; в–третьих, мешал противник, создавая своими действиями «сложную обстановку». Примеров тому не счесть.
Май 1942 года. Уже год идет война, германская армия потерпела поражение под Москвой, но устояла. Воспрянувший духом Сталин велел закончить войну в 1942 году. Две армии Юго–Западного фронта, наступая на Харьков, сами влезли в организованный для них немцами «мешок». В последний момент маршал Тимошенко отдал приказ: развернуться частью сил и совместными ударами разгромить вышедшего в тыл противника.
«Ничего не скажешь,
― пишет маршал Москаленко, командовавший 38–й армией, ―
замысел был смелый
Июнь. Самому Москаленко дали танковый корпус и приказали контратаковать:
«Танковые бригады нанесли удар в лоб. Между тем были вполне возможны и обходные маневры, которые, несомненно, дали бы лучший результат… К сожалению, в описываемый период войны мы еще далеко не всегда обладали таким умением и еще только накапливали драгоценный опыт… Да, многому научились мы в ходе майских и июньских боев в 1942 году. Стали лучше видеть и предугадывать замыслы противника, лучше планировать и управлять боевыми действиями».
Начало июля. Три советских танковых корпуса в районе Старого Оскола вступают в сражение с 48–м танковым корпусом противника и терпят поражение.
«Командиры танковых корпусов,
― объясняет маршал А.М. Василевский, ―
еще не имели достаточного опыта…»
ОНИ НЕ УМЕЛИ НИЧЕГО, кроме как стучать кулаком, требовать «стоять насмерть», грозить трибуналом, «внушать бодрость» войскам при помощи заградительных отрядов и забрасывать врага трупами красноармейцев.
Летом 1942 года Сталин окончательно убедился, что «гинденбургов» у него нет. Их и не могло быть. В той Большой войне, которую он по–дилетантски готовил, они ему были не нужны. Полководцев Отечественной войны пришлось готовить в ходе самой войны и лично, осваивая постепенно военное дело, писать для них инструкции: о необходимости использовать радиосвязь и иметь резервы, об использовании инженерных заграждений, об «артиллерийском наступлении» и концентрации сил, о взаимодействии, о пересмотре тактики и даже о необходимости проявлять инициативу.
Расплачиваться за невежество пришлось долго и большой кровью. Не своей, конечно.
22 августа 1944 года маршал Г. К. Жуков писал начальнику Главного управления кадров:
«Чему нас учит полученный опыт? Во–первых, мы не имели заранее подобранных и хорошо обученных командующих фронтами, армиями, корпусами и дивизиями. Во главе фронтов встали люди, которые проваливали одно дело за другим (Павлов, Кузнецов, Попов, Буденный, Черевиченко, Тюленев, Рябышев, Тимошенко и др.), на армии ставились также малоизученные люди.
Иначе и не могло быть, так как подготовленных еще в мирное время кандидатов на фронты, армии и соединения не было. Людей знали плохо. Наркомат обороны в мирное время не только не готовил кандидатов, но даже не готовил командующих командовать фронтами и армиями… короче говоря, каждому из нас известны последствия командования этих людей и что пережила наша Родина, вверив свою судьбу в руки таких командующих и командиров…
Все эти командиры учились войне на войне, расплачиваясь за это кровью наших людей».
Таким образом, маршал Жуков письменно подтвердил все изложенное выше. Что мне импонирует в характере Георгия Константиновича, так это его скромность. В списке военачальников, «которые проваливали одно дело за другим», себя он обозначил под псевдонимом «и др.».
Судя по количеству израсходованных им солдат, «маршал Победы» был одним из самых бестолковых. Впереди у него была Берлинская наступательная операция; по темпам потерь (16 тысяч убитыми и ранеными ежесуточно) она превзошла даже самые кровопролитные летние сражения 1943 года (11–12 тысяч в сутки). Война почти закончилась, и Жуков, видимо, спешил восполнить пробелы в своем «образовании», расплачиваясь кровью сполна.