Кроваво-красная текила
Шрифт:
Я попытался есть размолотые в порошок яйца с пластикового подноса. После каждого глотка у меня так сильно начинал болеть живот, как будто я жевал скрепки. Веймаранер на верхних нарах занюхал свой завтрак до смерти. Я протянул ему то, что не смог съесть, и он мгновенно схватил поднос.
Когда я услышал, как скрипят металлические воротники в конце коридора, и следом приближающиеся шаги, я предположил, что Ривас пришел насладиться моим унижением. Возможно, он нашел друга-садиста. Я постарался принять мрачный вид стоика и не пускать слюну из разбитого рта.
Однако все оказалось гораздо хуже, чем я представлял.
— О, Трес, — сказала она. — Мне так жаль.
Сквозь слезы боли я сумел кивнуть.
Мама хорошо подготовилась к посещению тюрьмы: надела разноцветный лоскутный гватемальский плащ, чтобы победить присущий здешним местам зеленый цвет, и такое количество серебряных мексиканских украшений, что могла бы пронести несколько металлических напильников, не вызвав ни малейших подозрений. К счастью, мне не пришлось узнавать, так ли это. Ее окутывал такой насыщенный аромат ванили, что он перебил даже вонь тюремной камеры.
Моя мать стояла и печально качала головой.
— Пойдем домой, — наконец сказала она.
Все еще ошеломленный, я побрел за ней к свету и бюрократии с печатями окружной тюрьмы Бехар. Тремя или четырьмя фунтами бумаг позднее нас привели в пустую комнату для совещаний — если не считать стола и четырех стульев. На одном из них сидел детектив убойного отдела Джин Шеффер, который выглядел таким же сонным, как и во время нашего первого разговора по телефону пять дней назад. На втором стуле я увидел пятидесятилетнее воплощение куклы Кен, одетое в летний костюм от Армани.
— Трес, — начала моя мать, глядя на куклу Кена в Армани, — это Байрон Эш. Мистер Эш согласился представлять твои интересы.
Прошла, наверное, минута, прежде чем имя дошло до моего сознания, и я приподнял брови. «Лорд Байрон», в прошлом с ранчо «Кинг», являлся самым дорогим корпоративным адвокатом в Южном Техасе. Говорили, что стоит Байрону Эшу чихнуть, как сразу падает цена на нефть, а у окружных судей начинается воспаление легких. Не исключено, что моей матери пришлось заложить дом только для того, чтобы оплатить его консультацию. Как ни странно, она не слишком гордилась своим достижением. Я бы даже сказал, что у нее было кислое выражение лица.
— Я все объясню позднее, дорогой, — пробормотала она.
Улыбка Эша получилась более скользкой, чем сырая нефть.
— Мы как раз обсуждали с детективом Шеффером это недоразумение, мистер Наварр. И хотя я не специализируюсь на криминальных делах, мне кажется…
Он обратил свою улыбку на Шеффера, продолжая говорить, и через пятнадцать минут я вышел на свободу. Должен признаться, я не вполне понял, что произошло. Естественно, меня никто не подозревал в убийстве Эдди Мораги. Шеффы решили не предъявлять мне обвинений за вторжение. Поэтому меня не могли удерживать в тюрьме. Эш использовал слово «ответственность». Шеффер не слишком уверенно заявил, что мне «следует оставаться в городе, чтобы ответить на вопросы, если они возникнут». Ривас так и не появился.
Мама взяла меня под руку с одной стороны, Эш с другой, и мы вышли на ступеньки административного здания тюрьмы. Утреннее небо было затянуто
Я уже не рассчитывал, что сегодня утром меня что-то может удивить. Одно мертвое тело, еще два, включая меня, очень близких к этому, завтрак в тюрьме и очень дорогой адвокат, пожимающий мне руку, полностью выбрали положенную квоту. Но когда я заметил материнский «Вольво», нелегально припаркованный на Норт-Сан-Марко, большая часть моих внутренних органов завязалась в узел и напряглась.
Байрон Эш подошел к «Вольво», пожал руку женщине, которая ждала нас в нем, и сказал:
— Никаких проблем.
И неспешно удалился.
— Я попросила ее подождать, — со вздохом сказала моя мать.
Я на минуту перестал думать о мертвых — меня куда больше заботило, застегнул ли я ширинку и смыл ли всю кровь с волос в тюремном туалете. Мать подтолкнула меня вперед, как она делала в младшей школе, когда пора было танцевать котильон. Я же чувствовал себя полнейшим дураком и никак не мог прийти в себя.
Майя Ли одарила меня ослепительной улыбкой.
— А я уж подумала, что ты сумеешь целую неделю обходиться без меня, техасец.
Глава 30
Майя, естественно, выглядела великолепно. Она была в белом шелке — приталенный пиджак, блузка, брюки — и ее кожа сияла, точно горячая карамель; волосы собраны в толстый каштановый хвост. Как всегда, Майя не пользовалась косметикой и не носила украшений, но стоило ей улыбнуться, как становилось ясно, что ей они ни к чему.
Я открыл рот, собираясь что-то сказать, но получилось лишь невнятное бормотание. Впрочем, даже если бы у меня не были разбиты губы, все равно вышло бы ничуть не лучше.
— Молчи, Джексон, — приказала мне мать.
Глаза Майи сияли. Она легко коснулась моей челюсти кончиками пальцев, и я вздрогнул, хотя не почувствовал боли. Улыбка Майи медленно погасла, и она убрала руку.
Я не привык к тому, чтобы кто-то радовался, увидев меня. Наверное, выражение моего лица было слишком суровым. У меня все болело, я едва сдерживал гнев и презирал себя за те чувства, которые испытал, когда увидел Майю. Кроме того, мне совсем не нравилось, что я то и дело поглядываю на вырез ее блузки в районе ключицы.
На лице Майи появилось жесткое выражение.
— После нашего разговора я начала беспокоиться, — сказала она. — А тут как раз подошло время моего отпуска. Так что у меня не возникло никаких проблем. Когда я не смогла найти тебя дома… — Она кивком показала на мою мать.
Я посмотрел на маму, которая сложила свой гватемальский плащ и вздохнула.
— Трес, я только хотела… — Она не договорила, как будто я и сам все понимал. — Ты, конечно, помнишь сержанта Эндрюса.
Я кивнул, хотя на самом деле не понял, какого из бывших любовников она имеет в виду. Может быть, Эндрюс встречался с моей матерью пару месяцев после ее развода, до того, как она полностью отдалась богемному образу жизни. Насколько я помню, однажды вечером он заявился с розами и парой бифштексов, а моя мать как раз в это время жгла пачули, изучая карты таро. После этого я его больше не видел.