Кровавое Благодаренье
Шрифт:
— Девчонки! — воззвал я. — Пойдемте спать уже!
— Пойдемте! — захихикали девчонки, и чмокнули меня в щеки. — Спокойной ночи!
Понедельник, 30 сентября. Вечер
Москва, улица Строителей
Сегодня мне исполнилось тридцать восемь.
Я усмехнулся, звякая расставляемой посудой — люблю играть с цифрами. Раньше всегда прибавлял свой «истинный»
Перед самым моим «попадосом» я отметил шестьдесят первый день рождения, а месяц спустя меня поздравляли с шестнадцатилетием. Это было двадцать два года назад…
Иногда трудно бывает различить то, что происходило со мной в «прошлой» жизни, и в «текущей», данной во второй раз. Мозг хранит, как величайшую драгоценность, воспоминание о школьном выпускном. Не о том тусклом мероприятии в бытность мою дальневосточником, а о другом. О чудеснейшем свидании, когда я увез Риту в ночную степь, чтобы вместе встречать рассвет.
Поразительно…
Выставляешь напоказ свои онеры и регалии, а вздыхаешь вовсе не о приеме у короля Швеции, не о защите докторской! Подумаешь, диссер…
Ярче всего, крепче всего помнится та темная, теплая ночь в украинской степи — как залетный ветер, настоянный на диких травах, обвевал горячее тело; как в волшебном лунном свете танцевала нагая девушка — юная, счастливая, полная любви, надежд и веры в «прекрасное далёко»!
— Ми-иш! — в гостиную заглянула Рита в кокетливом передничке поверх вечернего платья, и напустила на себя грозный вид. — Ты куда пропал? Зову его, зову…
— Прости! — я покаянно приложил к груди пятерню. — Задумался!
— О ком это? — сощурилась жена, изображая ревнивое подозрение.
— Скорее, о чем… О нашем выпускном вечере.
Черные глаза девушки приобрели мечтательно выражение.
— Выпускная ночь… — вздохнула она, и пошла меня обнимать.
Я с удовольствием притиснул давнишнюю одноклассницу, вместе с которой учился жить двадцать лет кряду. Повел ладонью по гибкой спине, пальцами поиграл с замочком «молнии» на платье…
— Не вздумай, — невнятно сказала Рита, целуя меня в шею. — Скоро гости придут.
— А зачем ты меня звала тогда? — притворился я обиженным.
Девушка смешливо фыркнула.
— Инка звонила. Сказала, что придет с Васёнком и Маришкой. Так что… еще две тарелки на стол!
— Слушаюсь и повинуюсь.
— Слушается он… — мило заворчала Рита. — Ой, опять я Наташку не спросила! Вы Инку лечили хоть?
— Так точно! — бойко отчеканил я.
— И чем же?
— Любовью! И наложением рук.
— Поня-ятно… — с ехидцей затянула Маргаритка. — Разделение труда! Пока Наташка руками водила, ты наложницу пользовал…
— Да-с! — с достоинством сказал я. — Лечил-с!
Ритино лицо дрогнуло, и девушка прижалась крепче.
—
— Не вздумай, — затрудненно вымолвил я.
— А ты тогда не пропадай! Миш… — женский голос поигрывал от волнения. — Всё, о чём я тогда мечтала — там, в степи! — всё сбылось! Все мои желания исполнились… — Рита прыснула в ладошку. — Даже втройне!
В дверь зазвонили, мелодично, но настойчиво, и Рита бросилась открывать, бросив на ходу:
— Миш, тарелки!
— Есть!
Две гжельские тарелочки, синим по белому. Ложки, вилки, ножики… Салфетки. Бокалы, рюмки… Стаканы под мамин морс…
Я неодобрительно покачал головой. Как же легко и просто жилось первобытному! Выхватил из костра дымящийся окорочок, вгрызся крепкими зубами в полусырое мясо — и счастлив! Цивилизация лишь усложняет доставление удовольствия…
Я прислушался. Ложная тревога. Это Наташа пришла, Лею привела… А старшенькая где?
— Папусечка! — притек в уши нежный голосок. — С днем рождения!
Я обнял Юлю и подставил губы, почти не наклоняясь.
— Папочка!
А вот за поцелуем младшенькой пришлось нагнуться.
— Это тебе! — просияв, Лея гордо вручила мне белый лист картона с красочным портретом. Маленькая художница изобразила папу в той же манере, в какой древние египтяне рисовали фараонов.
Я был велик и грозен — скошенные, как у Пикассо, глаза с лучиками ресниц; руки загребущие, что тянулись прямо из шеи; огромный зубастый рот между алыми кругляшами румянца… А вокруг толпились мои женщины, ростом мне по колено — темненькие Рита с Юлей, светленькие Наташа, Инна и Лея.
— Похо-ож! — заценил папа. — Прямо, как вылитый!
— Сама рисовала! — похвасталась доча.
— Молодчинка! Дай я тебя еще разок…
Лея покладисто подставила губешки, я добросовестно чмокнул, и тут зазвонили по-настоящему. На правах виновного в творящемся торжестве, пошел открывать.
За порогом круглился Старос и стройнела мама. Вошли они по очереди.
— Happy birthday! — воскликнул Филипп Георгиевич, истово тряся мою руку.
— Поздравляю, сына! — улыбнулась мамулька, дотягиваясь до моих губ.
— Ну, это тебя впору поздравлять! — ухмыльнулся я.
— С чем? — мамины глаза распахнулись, переигрывая.
— А с защитой кандидатской! Думала, не узнаю?
— О-ёё, ёжечки ёё… — затянула женщина, рдея щеками. — Защитила, вот, на старости лет…
— Ма-ам… Статус бабушки — не приговор к дожитию, — с чувством выдал я, — а повод начать новую жизнь! Запиши, а то забудешь…
С криком «Деда Филя! Баба Лида!», в прихожую ворвалась Лея, и потащила родню с собой, бурно выражая симпатию и признательность.