Кровавое дело
Шрифт:
— Хотел убить, но промахнулся.
— Вот и чудесно! И слава Богу!
— Каким образом вы и Сухарь оказались причастными ко всему случившемуся?
Оскар объяснил все в нескольких словах и закончил:
— Он меня хотел убить, злодей, от меня он хотел отделаться, зная, что мне удалось напасть на настоящий след.
— Это тот самый человек, которого вы встретили у продавца ножей в Марселе и который ранил вас в Жуанвиле?
— Нет, сударь, это только сообщник. Он вместе с покойным Донато
— Хорошо. Все это я приму к сведению. А теперь нам нужно отправить труп в морг.
— Я послал за носилками, — сказал Казнев, — да вот они уже здесь.
И действительно, на углу улицы Невер показались два агента с носилками на плечах.
— Смотрите за переноской, — приказал начальник Светляку, — а вы, господа, потрудитесь следовать за мной.
Через несколько минут они пришли в квартиру Оскара.
Первым делом Весельчак подбежал к кровати, на которой лежал Сухарь, по-прежнему неподвижный, но целый и невредимый.
— Ну, милый мой, можешь похвастаться, что счастливо отделался! — радостно воскликнул Оскар.
— Как вы объясняете себе состояние этого человека? — спросил начальник. — Его сон похож на летаргию.
— Он выпил залпом полбутылки наркотического питья!
— Откуда же оно взялось?
— Из Ла-Пи. Оно было приготовлено для того, чтобы усыпить дочь madame Анжель.
И Оскар снова пустился в подробности.
Проспав более десяти часов, Сухарь проснулся. Голова его была тяжела и страшно болела, грудь теснило, мысли путались, и он говорил сам с собой, вернее, бормотал какие-то бессвязные слова.
Оскар зажег свечу, вошел к нему и в коротких словах рассказал обо всем происшедшем.
Анджело Пароли провел без сна большую часть ночи. Он ожидал возвращения Луиджи с возраставшим нетерпением, которое перешло в настоящую муку.
Наконец в четыре часа утра, разбитый усталостью, он решил лечь в постель, но тревоги и опасения осаждали его, и он не мог уснуть.
Как только забрезжило утро — и одному Богу известно, как бесконечны показались итальянцу долгие часы ночи, — Пароли позвонил и велел камердинеру посмотреть, у себя ли господин Луиджи.
Лакей вернулся через несколько минут и почтительно доложил:
— Господин Луиджи не возвращался со вчерашнего вечера.
Анджело встал, медленно оделся и сошел вниз, в свой кабинет, ожидая обычного часа обхода.
Когда наступил час консультаций, он отправился в залу, где его ожидали ассистенты и ученики, и забыл, или же постарался забыть, удручавшую его заботу.
Анжель
Пароли, со своей стороны, ощущал лихорадочное нетерпение; ему хотелось как можно скорее увидеть Эмму-Розу и покончить с нею, или, лучше сказать, с опасностью, которую она представляла для него. Вот почему он значительно сократил на этот раз время обхода.
Наконец он вошел в комнату девушки.
Присутствие Анжель Бернье и ее относительно спокойное лицо несколько умерили его тревогу. Он заключил из этого, что еще ничего не известно и что Луиджи удалось избавиться от Оскара Риго.
— Решительный момент приближается, — с улыбкой обратился он к Эмме-Розе. — Я дам вам знать. Не бойтесь ничего. Все обойдется отлично.
Проговорив эти слова самым вкрадчивым тоном, Пароли вернулся в кабинет, чтобы встретить там друзей Эммы-Розы, желающих присутствовать при операции.
Он находился в нервном, смутно-тревожном состоянии.
Скоро явился лакей и доложил о приезде барона де Родиля, господина де Жеврэ, Леона Леройе, Рене Дарвиля и Софи Риго.
Об Оскаре даже не упоминалось.
Итак, значит, бывший носильщик навеки перестал быть опасным, а так как Софи Риго в числе приехавших, надо думать, что события прошлой ночи еще не получили огласки.
Пароли приказал провести посетителей в операционную.
Ассистент Пароли, Аннибал Жервазони, уже был на месте, окруженный своими учениками и помощниками.
Через несколько минут к ним присоединился и Анджело Пароли. Все были поражены его необыкновенной бледностью.
— Что, уже предупредили madame Бернье? — обратился он к Аннибалу.
— Да, профессор, она сейчас сойдет вниз с пациенткой.
Пароли принялся осматривать хирургические инструменты, разложенные в симметричном порядке на маленьком столике.
Между этим столиком и окном, как раз против света, стояло кресло, в которое сажали оперируемого.
Жервазони молча, так же, как в Батиньольском театре, наблюдал за физиономией своего друга, буквально не отрывая от него взгляда. И в это утро, как и в тот вечер, тот казался в высшей степени странным.
Анжель вошла, ведя под руку Эмму-Розу: она тоже была бледна, как мертвец.
Барон де Родиль быстро направился навстречу дочери.
— Дитя мое, мое милое дитя, — проговорил он, прижав ее к груди, — будь мужественна!
— О, папа, будьте спокойны за меня, я ничего не боюсь! — с улыбкой ответила слепая. — Все мои друзья здесь?
— Все, да, все, — сказал Леон Леройе, и голос его показался бедняжке волшебной музыкой.
— Исключая, однако, моего брата, — добавила Софи, — я вовсе не понимаю его промедления и думаю, что он сейчас явится.