Кровавое Крещение «огнем и мечом»
Шрифт:
Княжеский терем был обнесен высоким частоколом, в котором имелись ворота, выходившие на широкую Теремную улицу, ведущую к Княжеским крепостным воротам. Почти вплотную к княжеским хоромам примыкали терема бояр Гробоя и Каницара. Первого уже не было в живых, а его сын Владислав княжил в далекой Тмутаракани. Родные сестры Владислава поспешили уехать к нему в Тмутаракань благодаря попустительству воеводы Блуда. Подался в Тмутаракань и боярин Каницар, женатый на Бориславе, старшей из дочерей Гробоя. Опустевшие боярские терема Добрыня забрал себе, разместив в доме Каницара варяжскую дружину, а в доме Гробоя — своего тестя Туровида и всех имовитых новгородских дружинников.
В
Алова и ее мать Тора проживали в тереме боярина Ивора, которого уже не было в живых. Предки Ивора были родом из Скандинавии. Гуннар, сын Ивора, оказался в числе тех дружинников покойного Ярополка Святославича, которые ушли из Киева на чужбину, не желая служить Владимиру Святославичу. Иворов терем оборотистый Добрыня всенародно объявил собственностью князя Владимира, как и прочие дома, некогда принадлежавшие Ярополковым боярам, бежавшим из Киева.
Однажды утром в Иворовом тереме появился чашник Рацлав, объявивший Торе, что князь Владимир с сего дня желает постоянно делить с ее дочерью постель и стол. Обрадованная Тора мигом сообразила, что к такому решению князя Владимира, скорее всего, подтолкнул Добрыня, поговоривший с племянником по-родственному с глазу на глаз. Рацлав был не боярского рода, отец его был из смердов, а мать холопкой. Добрыня приблизил Рацлава к себе, обратив внимание на его добросовестность, сообразительность и равнодушие к хмельному питью. Рацлав состоял виночерпием при князе Владимире, но всем вокруг было понятно, что в первую очередь сноровистый Рацлав является глазами и ушами Добрыни, который часто отлучается из Киева по разным неотложным делам. Зачастую просители из числа киевлян обращались со своими просьбами не к Владимиру, а к Рацлаву, зная, что тот пользуется доверием всесильного Добрыни.
К этой встрече с князем Владимиром Алову готовили с особой тщательностью. Алова сидела на стуле в тонкой исподней сорочице, а ее длинные белокурые волосы расчесывали костяными гребнями две молодые служанки. Тора вынимала из большого открытого сундука платья, плащи и покрывала одно за другим, придирчиво рассматривая каждое из одеяний. При этом Тора поглядывала на дочь, сидящую на стуле с равнодушным видом, мысленно представляя ее то в одном наряде, то в другом.
— Нет, это не годится, — бормотала Тора себе под нос. — И это тоже. Все это как-то мрачновато смотрится, нужно что-то посветлее и понаряднее.
— Сколько хлопот и суеты, о боги! — негромко ворчала Бера, принимая из рук своей госпожи не приглянувшиеся той наряды и небрежно бросая их на кровать. — Как будто князь Владимир станет любоваться одеянием Аловы, ее прической и подстриженными ногтями. Этот похотливый юнец прежде всего потащит Алову в постель, чтобы наконец-то лишить ее девственности. Ни на что иное этот мальчишка не способен, видят боги.
— Придержи-ка язык, голубушка! — Тора взглянула
— Не пойму я тебя, госпожа, — смело возразила Бера. — То ты велишь мне обучать Алову умению завлекать мужчину кокетливыми взглядами и игривыми улыбками, даже тому, как быстрее подготовить к соитию мужской детородный отросток. То вдруг запрещаешь мне вслух говорить о том, о чем твоя дочь и так уже все знает.
— Мы собираемся трапезничать с князем Владимиром, поэтому все намеки на постель сейчас неуместны, — сказала Тора, продолжая перебирать платья и накидки. — Раздвигать ноги перед супругом Алове придется ночью. Днем же ей надлежит произвести благоприятное впечатление на Владимира своим остроумием и разумными замечаниями по любому поводу. Ежели Владимир пожелает послушать пение Аловы, то и в этом случае она не должна стушеваться. Алова непременно должна очаровать Владимира своим пением и игрой на лютне.
Бера в душе сильно недолюбливала князя Владимира именно из-за его чрезмерной похотливости. Она не стала и дальше возражать своей госпоже, подавив раздраженный вздох.
Наконец Тора выбрала для дочери длинное льняное платье белого цвета с узорами в виде голубых васильков на рукавах, у ворота и по нижнему краю. Это платье подарила Алове Мечислава, жена Добрыни. Это было еще в Новгороде два года тому назад. Алова до сего случая не наряжалась в это платье, поскольку оно было ей немного великовато. Теперь же подаренный Мечиславой наряд оказался Алове как раз по росту. Алова за прошедшие два года заметно вытянулась вверх и стала чуть шире в бедрах.
— Вот и подарок Мечиславы пригодился, — промолвила Тора, с довольной улыбкой оглядывая дочь с головы до ног, заставляя ее покружиться на месте. — Это платье тебе к лицу, моя девочка. Ты в нем как белая лебедушка. И длинные косы тебя очень красят!
Тора на мгновение прижала Алову к себе, запечатлев поцелуй на ее нежной румяной щеке.
— Почто служанки собирают все мои вещи? Разве я уже не вернусь сюда? — Алова с беспокойством посмотрела на мать.
— Да, милая, сюда ты не вернешься. — Тора мягко обняла дочь за плечи. — Отныне ты будешь жить в княжеском тереме вместе с князем Владимиром, ведь он является твоим мужем.
— Почто ты отдаешь меня Владимиру лишь сейчас, ведь я стала его женой еще два года тому назад? — Алова недовольно передернула плечами. — Скажи прямо, что я тебе надоела. Ты любишь Буи сильнее, чем меня. — Алова вскинула на мать свои голубые глаза, полные обиды.
— Ты уже выросла, моя милая, — с грустью в голосе произнесла Тора, ласково погладив дочь по голове. — И как бы сильно я ни любила тебя, наше расставание неизбежно. Отныне о тебе будет заботиться твой муж.
Печальные глаза Аловы наполнились слезами, ей так не хотелось расставаться с матерью! Алова крепко-крепко обняла мать, с которой она была уже почти одного роста.
— Пора, голубицы! — безрадостным тоном напомнила о себе Бера. — Солнце уже высоко. Князь Владимир небось уже заждался нас.
Узнав, что мать и Бера будут с ней на этой утренней трапезе в княжеском тереме, Алова немного повеселела. За прошедший год Алова виделась с Владимиром всего раза три, эти встречи были так мимолетны, что не пробудили в Алове никаких приятных впечатлений. Теперь же Алове предстояло видеть Владимира ежедневно и даже делить с ним ложе. От этих мыслей Алову охватывал сильный трепет, словно ей предстояло трудное испытание, которое заведомо ей не по плечу.