Кровавое шоу
Шрифт:
— Да, — ответил Сорин. — Списываю.
Он с неприязнью подумал, что многие из таких вот чистеньких, интеллигентных старушек уверены, что у каждого работника правоохранительных органов руки непременно в крови. Пусть так — не переубедишь.
Из кухни появился Володин, и по его сияющему лицу следователь понял, что у оперативника появились неожиданные и радостные новости. Сорин хотел подкинуть ему и свои, чтоб майор имел представление о фигурантах начального этапа расследования. Он громко и отчетливо, в расчете на Володина, подытожил:
— Итак,
— Прибалтийка? Ах да, ансамбль «Сакта», и она тоже Сакта. Но, Всеволод Иванович, была масса и других людей, порой просто проходной двор! Так что иногда Княжин сбегал от них и месяцами жил на даче, адрес ее держал в секрете.
Сорин подумал, что про дачу им уже известно и сейчас там идет тщательный обыск под прокурорским надзором.
— Если нам еще понадобятся ваши знания эстрады, Анна Николаевна, вы не будете так любезны просветить темных милиционеров? — и тут же получил твердый отказ, который его смутил.
— Больше я не хочу с вами общаться, Всеволод Иванович. Я сообщила вам факты, которые должна была сообщить. А вы, со своей стороны, начали выпытывать сведения… как бы сказать, унизительного для меня свойства. Сейчас я чувствую себя этакой стукачкой. Простите, но мне неприятно.
— Извините, такова наша работа, — Сорин потерялся, хотя нередко сталкивался с подобной ситуацией. Доносительство — позор для российской интеллигенции еще больший, чем ябедничество в детской среде или стукачество среди уголовников.
— Ничего, — ответила учительница, подхватила свою собаку и поднялась с кресла. — Я сама виновата. Пришла без вашего зова, вот и окунулась в грязь. Ох, извините.
— Ничего, грязь — это наша работа. Мы в ней с удовольствием купаемся, — выдавил из себя улыбку следователь, хотя выражаться ему хотелось крайне неприличными словами.
Она ушла, и Сорин не мог понять своего отношения к Анне Николаевне Дворецкой, заслуженной, хорошей учительнице, любительнице современной эстрады.
Он повернулся к Володину, тот едва дождался, чтобы сообщить:
— Фантастическая удача, какая выпадает сыщику раз в жизни!
— Что такое? — подозрительно спросил Сорин.
— Мужики из Сокольнического отделения милиции засекли эту рыжую! Взяли ее в парке, где она грелась у костра! Взяли вместе с чемоданом, но потом она сбежала!
— Как сбежала? — удивился Сорин, а появившийся Седов захихикал от удовольствия — он наслаждался, как гурман, нелепыми проколами в работе коллег.
— А вот как! Попросилась в туалет и вместо туалета дернула на улицу. Не догнали.
— Так в чем же тут удача?
— Так чемодан в наших руках! Я велел его сюда везти! Сейчас прибудет.
— С чемоданом не ходят убивать, — сказал Сорин. — Ладно,
Утро Надя провела на Курском вокзале, умудрилась там приспнуть в кресле, ей приснилось, что за ней по улицам Москвы гонится окровавленный Княжин, а за ним целый отряд милиции. Когда она проснулась от громкого голоса вокзального информатора, то подумала, что сон ее весьма недалек от действительности. Княжин, понятно, гнаться за ней никак не мог, а вот про милицию этого не скажешь.
Но за что? — вдруг пришло в голову Наде, — за что, собственно? Княжина она не убивала. Сокольники не подожгла, а побег из милиции, в общем-то, не преступление! Она же сама и есть первая страдалица — имущество утеряно, дороги в будущее обрезаны (непутевый Княжин, нашел время стреляться!), ночлега нет, деньги на излете, даже зонтика нет, а ну как дождь по пойдет? Но самое безобразное, что не было видеокассеты, с которой можно было начинать хоть сколь разумные первые шаги. Показать ее на телевидении, найти спонсора, сходить, предположим, к землячке Анне Корецкой, певице уже с некоторым именем, — обе с Урала все-таки… Кассета — это Надино профессиональное лицо, которое можно предъявить разом! И ее, эту кассету, надо было во что бы то ни стало найти.
Надя купила пирожков в ларьке и, пока жевала, сообразила, что поиск в квартире Княжина она вчера устроила пустяковый, торопливый, слишком обрадовалась паспорту. А кассета наверняка там. Вернуться и поискать снова? Наплевать, что в спальне лежит Аким Петрович, он помешать никак не может.
Нет, вдруг пришла иная мысль, в квартире своей Аким Петрович отнюдь не одинок, там сейчас располным-полно милиции, поскольку эта дамочка, которую Надя ночью перепугала по телефону, наверняка навела шухер на всю московскую милицию, и сейчас они там вокруг Княжина колдуют.
А вот к вечеру труп увезут и милиция уберется восвояси!
Все это можно проверить, подумала Надя, телефон Княжина она помнила.
Чемодан привезли через час, его сфотографировали со всех сторон, словно красавицу фотомодель, и попытались сделать дактилоскопию, но это мероприятие оказалось безнадежным — весь он был заляпан стертыми, смазанными отпечатками. Потом за чемодан взялся эксперт Седов, и старик заурчал над своей добычей, словно кот, дорвавшийся до жареного куренка.
Он аккуратно принялся выкладывать на стол ничем не примечательное барахлишко. Обычные вещи, и если что-то и вызывало недоумение, то только три кирпича, обмотанных в газеты. Три здоровенных, серовато-желтых кирпича.
Все смотрели на них так, будто в кирпичах таилась разгадка если не мироздания, то тайна смерти Княжина.
— Что это? — спросил Сорин.
— Кирпичи, Всеволод Иванович, — хихикнул Седов.
— Вижу, что кирпичи! — разозлился Сорин. — Но зачем ими чемодан набивать?! Я выйду на улицу и дюжину таких найду!