Кровавые Горгоны

Зу Генри

Лучи солнца, тонкие как бумага, пробивались сквозь трещины в оконных рамах. Комната заполнилась тенями коричневого, черного и мутно желтого цвета. Генераторные установки пылились в углу, столетиями не знавшие руки человека, и турбины покрылись толстым слоем пыли. Именно там, привязанный цепями к двум стальным цилиндрам, сидел брат-кровник Саргаул.

Его броня была разрезана, и красная затертая шука опоясывала его талию. Ужасные рваные раны на шее, животе и запястьях контрастировали с его белой кожей. Некоторые участки его тела имели следы хирургического

вмешательства. Швы покрывали значительные области на теле, некоторые из них были пропитаны ядом. Варсава почувствовал, как его собственная кожа зудит от увиденного ужаса.

– Кто ты? – повторил Саргаул, слова с трудом срывались с его онемевшего языка.

– Это я, брат, – еще раз попытался Варсава. – Варсава.

Саргаул отвел взгляд в сторону, потеряв интерес к своему брату-кровнику.

– Я должен найти их геносемя, – пробормотал он про себя.

Варсава не верил своим глазам. Саргаул был ветераном. Его разум был устойчив ко всему. Его часто испытывали еще до посвящения в боевые братья. В действительности, большинство Астартес были невосприимчивы к физическому воздействию. Скорее всего, это временное помешательство, ведь ничто не могло сломить разум Саргаула.

– Исправь это! – крикнул Варсава, схватив Синдула за руку. – Исправь!

– Я не могу! – прохрипел Синдул. – Его разум поврежден. Я ничего не могу сделать.

– Смотри на меня, – приказал Варсава Саргаулу, но его кровник не слушал брата. Подергивающийся Саргаул казался невосприимчивым к реальности, окружавшей его. Его физическое тело присутствовало в комнате, но разум был где-то в другом месте.

– Где геносемя? – спросил Варсава.

Глаза Саргаула расширились.

– Ты нашел геносемя! Тогда мы можем вернуться.

– Нет, брат! Я не нашел. Мне нужна твоя помощь.

Саргаул, казалось, более не слушал его.

– Я должен собрать геносемя отделения. Мы должны доложить о ситуации.

– Гомункулы основательно поработали над ним, – заключил Синдул.

Варсава раздраженно ударил ботинком по полу.

– Мы – Астартес.

– Особенно Астартес. Ваши болевые рецепторы настолько чувствительны, что являются подарком для любого гомункула.

– Что они с ним сделали? – спокойно спросил Варсава.

– Я не знаю. Все зависит от их изобретательности и сопротивляемости подопытного, – произнес Синдул, облизывая губы. – Они вводят ртуть в печень, запихивают осколки стекла в легкие, опрыскивают нервы кислотой, делают лоботомию…

Варсава с ревом бросился на темного эльдар, заставив Синдула искать укрытие.

Взбешенный, Кровавая Горгона принялся молотить кулаками по полу. Плитка треснула, и воздух наполнился клубами пыли. Продолжая орать, Варсава резко поднялся и стал биться головой о стальную оболочку генераторов. Проржавевший металл оставил царапины на лбу десантника Хаоса, ручейки крови стали стекать с головы на броню Варсавы.

Горгона бесновался всю ночь. Он не останавливался. Объятый гневом, он стал разрушать здание своими руками. Кости ломали дерево, ботинки мяли металл.

Его кулаки превратились в кровавое месиво, а керамит перчаток покрылся множеством царапин. Огромные клубы пыли заполняли воздух, когда он крошил стены.

Синдул спрятался за дверью хранилища, пока мир превращался в полнейший хаос. Десантники-предатели были подобны землетрясению или шторму. У Синдула было мало шансов на побег, и еще меньше – на попытку остановить взбешенную Кровавую Горгону. Вместо этого он прятался и мечтал, чтобы это поскорее прекратилось. Шум сопровождался такой яростью, что бестии варпа в спешке покинули лагерь, не устояв перед подобной мощью эмоций.

Гумед молился, спрятавшись в зарослях неподалеку. Он думал, что конец света настал. Кочевник молился всю ночь, пока лучи солнца не озарили горизонт.

Наконец наступил рассвет. Варсава устал. К этому времени он разрушил почти треть заброшенного здания. Горгона почувствовал тяжесть в мышцах, которую даже Астартес не мог игнорировать.

Несмотря на все это, состояние Саргаула не изменилось. Его лицо не выражало эмоций, а разум витал в облаках.

Горгона невидящим взглядом смотрел на Варсаву. От бога войны в нем не осталось ничего, Саргаул стал тенью самого себя.

– Брат, я потерпел неудачу.

Это были последние слова Варсавы. Он все еще не мог поверить, что практически ничего не осталось от прежнего Саргаула. Несмотря на то, что тело его было цело, от разума остались лишь осколки.

Они были воинами. Саргаул, который сжег целый корабль-город в порту Верука только для того, чтобы выманить гарнизон на битву, снес сто двадцать голов противника во время осады Нараскура и отстреливал рабов, которые не могли поднять стандартный груз весом в двадцать килограмм – полностью растворился в теле лежащего перед Варсавой разбитого воина.

Варсава развязал его и поднял на ноги. Он почти забыл, что Саргаул был намного выше его, и этот факт каким-то образом ранил его сердце. Высокий, непоколебимый Саргаул.

Варсава помог брату одеть броню. Процесс был болезненным без помощи сервитора.

Десантник Хаоса активировал броню Саргаула, и они снова могли связываться друг с другом по частоте отделения. Системы практически не обнаружили мозговой активности у Саргаула, словно на месте его головы была пустота.

– Геносемя. Я не могу вернуться без него.

Все та же монотонная фраза. Варсава понял, что это была последняя фраза брата, перед тем как темные эльдар нашли его.

Варсава вложил болт-пистолет в руку Саргаула и отошел на один шаг назад.

В своей броне брат-кровник казался полноценным Астартес.

– Брат, я подвел тебя.

Кровавая Горгона отстегнул от пояса булаву. Другой рукой он достал устройство для извлечения геносемени. Эта священную обязанность выполняли хирурги или апотекарии. Прогеноидные железы высоко чтились среди Кровавых Горгон. Для брата-кровника геносемя было частью их сущности, и каждый воин носил с собой устройство для выполнения последнего долга.