кровавые игры
Шрифт:
Оливия подавила в себе взрыв возмущения. Нечего говорить о том, что ушло.
– У тебя будет все, матушка. И дрова, и вино. Юсту придется озаботиться этим.
– Нет! – воскликнула Ромола, изменившись в лице.- Мне ничего не нужно от этого человека!
– Что ты хочешь этим сказать? – изумилась Оливия.
– Ничего,- сдавленным голосом произнесла Ромола.- У меня, разумеется, нет доказательств…- Она осеклась.- Да садись же. Сейчас Этеокл что-нибудь нам принесет.
– Но
– Он продал твоих рабов? – переспросила Ромола, словно не веря своим ушам.- И по какому же праву? Почему ты разрешила ему?
– Разрешила? – встрепенулась Оливия.- Ты полагаешь, меня кто-то спросил? Он сказал, что лишит отца собственности, если я буду протестовать. Он предоставлял ему какие-то ссуды.
Ромола удрученно кивнула.
– Да это так. Тарквиний был слишком беспечен и не стеснялся одалживаться у твоего мужа. Он полагал что Юст не осмелится предъявить ему иск, как отпрыску древнего и благородного рода
– Правда, дочерней его ветви,- сказала Оливия, чтобы что-то сказать.
– Пусть дочерней. Но я нисколько не сомневалась, что твой дорогой муженек при удобном стечении обстоятельств не упустит случая нам навредить.
Ромола вызывающе вскинула голову. Морщин на ее лице явно прибавилось, но вместе с тем в нем появилась твердость и особенная величавая красота, уже не нуждавшаяся в косметических ухищрениях.
– Да,- сухо кивнула Оливия.- Подлость – его отличительная черта.
Послышался осторожный стук в дверь, и Ромола оглянулась.
– Это ты, Этеокл?
Это был действительно грек, он нес целый поднос угощений. Там теснились и финики, исходящие соком, и сладкие пирожные, и маленькие слоеные пирожки с мясной начинкой, и сдобные булочки с ветчиной, и рулеты из тонкого теста, обжаренные в кипящем масле и присыпанные орехами. В центре подноса возвышался стеклянный кувшин с горячим отваром из яблок, увенчанный облачком взбитых яичных белков.
– Но это же просто пир! – вскричала Оливия.- Немедленно все унеси.
– Гедрика заявила, что ты не уйдешь из своего дома, как вольноотпущенница, отведав лишь пшеничных лепешек.- Этеокл поставил поднос на стол и демонстративно скрестил руки.- Она говорит, что на кухне еще полно всякой всячины, а это все надо съесть.
Оливия, порозовев от смущения, быстро взглянула на мать.
– Передай Гедрике, что я соскучилась по ее стряпне и что ничто другое не могло бы меня порадовать больше.
Это были правильные слова, и Этеокл тут
– Обязательно передам, госпожа. Гедрика будет счастлива- Он вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.
– Что на кухне и впрямь довольно еды? – тихо спросила Оливия, глядя на угощение.
– Полагаю, нет.- Ромола вздохнула.- Мы всегда поджимаемся, у нас мало денег. Я даже подумываю о продаже одного из рабов, но они все пожилые, и много с этого не возьмешь. Кроме того, никому из них не хочется к новым хозяевам, ведь они столько лет жили со мной.
Оливия порывисто взяла мать за руку.
– Я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Деньги? Ну что же, я их найду.
– У своего мужа? – резко спросила Ромола.- Я тронута твоей заботой, Оливия, но ничего от него не приму. Я сыта по горло его в нас участием.
– А если я попрошу их не у него? Если я найду деньги у кого-то другого? – Оливия вдруг подумала о Сен-Жермене. Они, правда, в последнее время не видятся, но он… так богат.
– У кого же? – спросила Ромола.
– У друга.- Оливия отвела взгляд.
– У любовника? – с осуждением произнесла мать.- Ты заводишь любовников еще до рождения первенца?
Ответом ей был громкий язвительный смех.
– У меня было столько любовников, мама,- Оливия дернула головой,- что всех и не упомнишь. Нет, неправда Я помню каждого, только не хочу вспоминать.
Ромола была потрясена
– И Юст о них знает? Возможно, именно потому он и ополчился на нас? – Гордая римлянка вперила в дочь гневный, испепеляющий взгляд.
– О да, он все знает. Он сам выбирает их для меня.- Голос гостьи сорвался, она с трудом удерживалась от слез.- И заставляет меня завлекать их. Самых ужасных, от которых бегут даже шлюхи. А потом следит за нами из тайника. Или выходит и помогает насильникам.
– Понятно.- Глаза патрицианки окаменели. Она сидела не шевелясь, с лицом, походящим на греческую трагедийную маску.- Как долго все это длится?
– Долго, мама. Практически, со дня свадьбы.- Оливию жег стыд, она не смела поднять веки.- Однажды я пыталась поговорить об этом с тобой.
– Покарай его, мать Исида! – вскричала Ромола, вновь наливаясь гневом.- Он погубил наш род!
Оливия только кивнула.
– Я пыталась его урезонить, но он пригрозил, что посадит отца в тюрьму. Он сказал, что купил меня, как рабыню, а рабы обязаны повиноваться своим господам.- Она потянула за край скатерти и принялась мять пальцами ткань.
Ромола выпрямилась и почти спокойно сказала:
– Когда обезглавливали твоего отца, Юст наблюдал за казнью. Он видел все.- Она взглянула на стол.- Еда остывает.