Кровавые ночи 1937 года. Кремль против Лубянки
Шрифт:
24 сентября, управившись с этими делами, по всей видимости, Ягода провел выходной день на своей даче в привычной обстановке пьянства и лести со стороны приближенных. Они аппетитно вкушали деликатесы с коллекционной антикварной посуды, благоприобретенной щедрым хозяином из конфиската [186] . Если это так, то был поистине Валтасаров пир. Тучи над головой этих пока всемогущих людей начали сгущаться и в тот же день разразились грозой. Сталин в те самые часы в «Зеленой роще» обсуждал с Ежовым проект своего обращения в Политбюро с требованием сместить Ягоду. Это было очень важное решение. Если Ягода перехватит сообщение, он легко может изолировать членов Политбюро в Москве и дальше ситуация станет непредсказуемой. Как быть?
186
Жирнов Е. Усердное ничтожество/ Коммерсантъ-Власть. № 26 (428). 03.07.2001..
25 сентября сытый, довольный своим положением Ягода появляется на работе в наркомате. В этот же день он подписывает приказ по недостаткам, выявленным им при инспектировании Бутырского следственного изолятора; по тексту приказа видно, что он намерен контролировать его исполнение, для чего создал специальную комиссию в составе Миронова, Шанина и Островского [187] . В тот же день Особотдел доложил ему об аресте на Украине комдива Юрия Саблина,
187
Лубянка... – С. 567–569.
Каганович сделал все очень быстро и в обстановке полнейшей секретности. Чтобы Ягода не смог сорвать принятие важнейшего решения, Каганович не стал вступать в контакты ни с кем из остальных членов Политбюро. Как показал в одном из своих исследований О.В. Хлевнюк [188] , по сути дела, постановление Политбюро по вопросу о смещении Ягоды было сфальсифицировано Кагановичем, которому в этом помог Борис Двинский – доверенное лицо Сталина, один из его секретарей, заместитель заведующего Особым сектором ЦК Поскребышева. В тот же вечер (возможно, ночью) Каганович и Двинский подготовили и на следующее утро оформили решение Политбюро о переводе Ягоды на должность наркомсвязи и назначении Ежова наркомом внутренних дел «с тем, чтобы он девять десятых своего времени отдавал НКВД». Из десяти членов Политбюро по этому вопросу в голосовании принял участие лишь один Каганович, он же подписал составленный Двинским протокол. Опросным порядком (т.е. без созыва заседания) в ночь с 25 на 26 сентября собрали подписи еще трех кандидатов в члены Политбюро: Петровского, Постышева и Рудзутака (двое из трех работали на Украине и в Москве в тот день оказались, вероятно, случайно). Даже столь влиятельные члены Политбюро, как Ворошилов и Молотов, не были допущены к участию в голосовании, их поставили, что называется, перед фактом! Более того, многолетний секретарь Сталина Поскребышев, находившийся в это время на отдыхе близ Кисловодска, оказался не в курсе ситуации и теперь хмуро пил коньяк в одном из правительственных санаториев, пытаясь сблизиться с отдыхавшей там же женою Ежова Евгенией Хаютиной [189] .
188
Хлевнюк О.В . Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1996.
189
Шрейдер М. Воспоминания... – С. 776.
Утром 26 сентября сфальсифицированное таким образом решение Политбюро легло на стол председателя Совнаркома Молотова, который, как никто другой, мог убедиться в поддельности документа. И здесь он получил возможность свести счеты с чересчур прытким Ягодой за шестинедельный унизительный домашний арест. Разыгранная летом Сталиным комедия с фальшивой «опалой» Молотова дала свои результаты. Совнарком под председательством Молотова мгновенно принимает решение во исполнение поступившего постановления Политбюро о перемещении Ягоды. Тот был ошеломлен и не мог поверить в случившееся (четырьмя днями позже в письме к Орджоникидзе Каганович будет злорадствовать: «Ягода, видимо, тяжело переживает его перемещение, но это нас тронуть не может») [190] . Глава НКВД, видимо, никак не мог понять, как при его повсечасном контроле за всеми перемещениями и контактами членов Политбюро без его ведома могло состояться такое решение. Референт Сталина Чечулин передал ему по телефону слова Сталина: «Товарищ Ягода! Наркомсвязь – дело очень важное... Без хорошего Наркомата связи мы чувствуем себя как без рук. Нельзя оставлять Наркомсвязь в нынешнем ее положении. Ее надо срочно поставить на ноги. И. Сталин». Ягода просил его оставить в системе НКВД хотя бы в подчинении у Ежова, но получил отказ [191] .
190
Л.М. Каганович – Г.К. Орджоникидзе. 30 сентября 1936 г. / В сб.: Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сборник документов. М.: «АИРО-ХХ», 1995. – С. 148.
191
Ильинский М. Указ. соч. – С. 187.
Сталин, разумеется, лукавил. Он и не думал доверять Ягоде. Тот, в свою очередь, все оттягивал уход из наркомата, каждый день приезжая в свой кабинет на Лубянке под предлогом подготовки к передаче дел. При этом он продолжал как ни в чем не бывало руководить наркоматом. К примеру, ему поступило спецдонесение о высылке административным порядком 15 тысяч немецких и польских семей из Украины в Казахстан. Генрих Ягода наложил резолюцию: «По окончании всей операции по ее итогам подготовить доклад в ЦК. Г.Я. 28/9» [192] . Обратим внимание на дату. Можно представить себе настроения Сталина и Кагановича в те тревожные дни: вроде бы решение об отстранении Ягоды принято, а он продолжает действовать как нарком внутренних дел. 29 сентября он все еще находился в своем кабинете № 410 в НКВД [193] . Тогда, чтобы подхлестнуть Ягоду, Каганович подготовил и в тот же день провел через Политбюро (опять опросным порядком) постановление «Об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам», где ставились новые задачи перед Ежовым как наркомом внутренних дел, требующие его физического перемещения в бывший кабинет Ягоды [194] .
192
193
Стенограмма Бухаринско-троцкистского процесса. Вечернее заседание 8 марта.
194
Точнее, в данном постановлении было сказано: «необходима расправа с троцкистско-зиновьевскими мерзавцами, охватывающая не только арестованных, следствие по делу которых уже закончено, и не только подследственных вроде Муралова, Пятакова, Белобородова и других, дела которых еще не закончены, но и тех, которые были раньше высланы» (публикация в сб.: Реабилитация. Политические процессы... – С. 221).
Одновременно было принято постановление о переводе Г.Е. Прокофьева заместителем наркома в наркомат связи (фактически, как мы увидим по ходу дальнейших событий, он должен был возглавить наркомат при номинальном наркоме Ягоде). Согласно воспоминаниям жены Г.Е. Прокофьева, в последние дни Ягоды в НКВД политическое следствие взял под свой контроль Ежов через посредство Агранова: «Ягода почти отстранен от руководства. Чувствую даже по очень сдержанным словам, что Г.Е. многого не понимает и чем-то тяготится... У меня такое чувство, что Г.Е. сам начал сомневаться в правильности того, что делает. Я ему об этом сказала. Он не возражал. Я посоветовала ему подать заявление об уходе.
– Нас не увольняют, а убирают, – был ответ.
И все-таки о чем-то он имел разговор с Ежовым, о чем – он мне не сказал» [195] . Среди чекистов ходили слухи, будто Прокофьев сам просил Ежова перевести его из НКВД, ссылаясь на проблемы со здоровьем [196] . Вполне правдоподобно: он прекрасно понимал, что руководство НКВД ждет большая чистка.
30 сентября наступил нерабочий день [197] . Вероятно, Ягода рассчитывал в начале октября продолжить свои визиты в главное здание НКВД, поскольку, по некоторым сведениям, он оставил в сейфе своего служебного кабинета наворованных ценностей на несколько миллионов рублей, к тому же на счетах НКВД оставалось свыше 108 миллионов рублей золотом – очевидно, та часть изъятого в 20–30-е гг., которую чекисты «забыли» перечислить в госбюджет [198] . Но 1 октября, когда Ежов издал, наконец, приказ по НКВД № 411 о своем вступлении в должность наркома внутренних дел, заняв бывшие апартаменты Ягоды на четвертом этаже вожделенного здания на площади Дзержинского [199] , прежний хозяин кабинета № 410 ни на старую, ни на новую работу не вышел. Его отправили в двухмесячный отпуск «по состоянию здоровья» [200] , а наркомат связи временно возглавил Г.Е. Прокофьев, спешным порядком 2 октября переведенный на должность первого заместителя наркома.
195
Прокофьева С. Е . Годы 1936–38 // В кн.: Уроки гнева и любви: Сб. воспоминаний о годах репрессий (1918 год – 80-е годы) / Сост. Т. В. Тигонен. – СПб., 1994. – Вып. 7. – С. 38.
196
Ларина А.М. (Бухарина ). Указ. соч. – С. 66.
197
С 1 сентября 1931 по 26 июня 1940 г. в СССР действовала 6-дневная неделя с одним днем отдыха, приходящимся на 6, 12, 18, 24 и 30-е число каждого месяца (31-е число рассматривалось как дополнительный рабочий день).
198
Эти сведения приводит историк А.Г. Тепляков в книге: Машина террора. ОГПУ-НКВД в Сибири в 1929–1941 гг. – М.: Новый Хронограф; АИРО-XXI, 2008.
199
Место архивного хранения приказа Ежова о вступлении в должность: ГАРФ. Ф. 9401. Оп.12. Д.275. Т. 1. Л.д.1. Относительно занятого им кабинета № 410 – Оп.1а. Д.15. Л.д.242. Опубликовано: Петров Н., Янсен М. Указ. соч. – С. 67.
200
Соколов Б.В. Наркомы страха... – С. 63.
О том, с каким напряжением Сталин и Каганович ожидали, когда власть над НКВД окажется, наконец, в руках Ежова, свидетельствует такой факт. Когда Ежов в качестве наркома внутренних дел представил в Политбюро предложение «о мерах судебной расправы с активными участниками троцкистско-зиновьевской контрреволюционной террористической организации по первому списку в количестве 585 человек», Каганович, не в силах сдержать радостное облегчение, прямо на этом списке поставил не вполне уместную резолюцию: «Приветствую!» – словно выплеснул радость своего приветствия новому наркому внутренних дел, сумевшему, наконец, водвориться на площади Дзержинского. Молотов под этим подписался [201] .
201
Место архивного хранения документа: АП РФ, оп.24, дело 413, лист 373.
Будучи в отпуске, Ягода оказался полностью изолирован от своих соратников. Следует отметить, что постановление об отпуске в то время для члена ЦК являлось обязательным «с пребыванием за городом и с воспрещением ему появляться в учреждении для работы» [202] . Ягода сразу же бросился на правительственную дачу к Сталину, рассчитывая при личном приеме устранить возникшее по отношению к нему, как он считал, недоразумение. Он уже не верил в лояльность Паукера и не решился обратиться к бывшему подчиненному с просьбой. Растеряв все свое недавнее высокомерие, он попытался проникнуть на прием к Сталину через весьма скромного по должности чекиста, о существовании которого еще несколько дней назад он едва ли помнил. Речь идет о Николае Сидоровиче Власике.
202
Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности... – С. 434.
Этот человек обычно упоминается в соответствии с характеристикой дочери Сталина Светланы как «малограмотный, глупый, грубый» и крайне спесивый субъект, который едва ли не с 1919 г. возглавлял личную охрану Сталина. Есть также расхожие легенды, будто в 1933 г., когда прогулочный катер Сталина близ Пицунды был по ошибке обстрелян морской погранохраной, Власик, по одной версии, своим телом прикрыл Сталина, а по другой – открыл ответный огонь по берегу из пулемета; рассказывают также, что Сталина закрыл своим телом Берия. В действительности ни Берии, ни пулемета на прогулочном катере «Красная Звезда» не было, а выстрелов с берега на нем не слышали. Имела место обычная неразбериха, что и выяснилось в ходе расследования уголовного дела № 23718 (выводы следствия ныне опубликованы) [203] . И на карьере Н.С. Власика, хотя тот действительно присутствовал на катере, этот случай никак не отразился.
203
Богомолова В., Жиляев В .Покушения на Сталина оказались мифом / Российские вести. 2007. 28 февраля – 7 марта. № 7(1857).