Кровавые скалы
Шрифт:
— Но уже не как незнакомцы.
Кристиан проследил за ее взглядом и увидел, как служитель госпиталя отер лоб раненого рыцаря, что-то бормотавшего в бреду. Марию охватило чувство сострадания, и она отвела глаза.
— Они так отважны.
— Потому я и должен присоединиться к ним в форте.
— Лучше Сент-Эльмо места не придумать. Я же стану еще несчастней.
— Я попытаюсь уцелеть.
Глаза Марии горели безмолвным отчаянием.
— Мы оба знаем, что вам не удастся. Мне бы так хотелось остаться с вами, месье Гарди.
— Вы останетесь здесь, миледи. — Кристиан коснулся своего лба. — И здесь. — Он дотронулся
— Возьмите. — В порыве чувств Мария сняла свой серебряный крестик и надела Кристиану на шею.
— Я ваш покорный слуга, миледи.
— Вы больше чем слуга, месье Гарди.
— Я рад. — Кристиан взял девушку за руку. — Я буду жить в памяти Анри, Юбера и малыша Люки. Одарите их вниманием и любовью. Позвольте им заботиться о вас.
— Я постараюсь.
Беседа и ухаживание напоминали некий танец, и танец этот подходил к концу. Поклонившись, Гарди коснулся губами пальцев Марии.
— Не забывайте обо мне, миледи.
— Не забуду, Кристиан.
Кристиан.Она назвала его по имени в первый и, возможно, последний раз. Такое событие стоило отпраздновать и в то же время оплакать. Образ прекрасной девушки на фоне мучений умирающих солдат запечатлеется в памяти Гарди так же четко, как лик Девы Марии, который сейчас взирал на него в заповедном сумраке Монастырской церкви. Эта улыбка, безмятежность, мягкая покорность… Кристиан опустился на колени перед распятием. Аромат ладана успокаивал разум, а грохот канонады остался где-то далеко. Гарди молился редко и теперь не знал, обращаться ли к Богу Милосердия или же Богу Войны. Думать о себе было малодушием. Потому уж лучше он поразмыслит о своих друзьях, их жизни и грядущей смерти, о великом магистре, чернокожем мавре, возлюбленной Марии. Смилуйся над ними, Господи. Кристиан стал шепотом читать «De profundis» [19] . Он не сразу ощутил чужое присутствие — кто-то стоял рядом. Анри де Ла Валетт и Юбер преклонили колени, безмолвно выражая свою поддержку и прощаясь с другом.
19
«Из глубины воззвах…» (лат.) — начало покаянного Псалма 129 из Псалтири Ветхого Завета.
Сгустились сумерки, и у подножия Сент-Анджело на воду спустили готовые к погрузке шлюпки. Вечерняя заря и вспышки ночных залпов с горы Скиберрас освещали весь путь до форта. Но здесь, во тьме, товарищи шептали друг другу прощальные слова, воины просили исполнить их последнюю волю. Обходились без церемоний, ведь никто уже не надеялся вернуться назад живым и невредимым. Большая гавань обратилась рекой Стикс, а Сент-Эльмо — загробным миром.
Мавр уже стоял у самой воды. Он руководил погрузкой своей драгоценной взрывчатки и низким рокочущим баритоном объяснял, как с ней обращаться. Гарди знал, где его искать.
— Вижу, ты больше озабочен безопасностью своих адских игрушек, чем моей жизнью.
— Ты ведь не испортишься во время переправы, Кристиан Гарди.
— Я никогда не испорчусь, мавр.
— Я знаю. Ордену повезло, что ты на его стороне. Мне же посчастливилось стать твоим другом.
— Мне самому повезло не меньше.
Они обнялись.
—
— Христианин принимает помощь мусульманина. Редчайшее зрелище!
— Отбросы, облаченные в сутану, встречаются еще реже, приор Гарза.
Обернувшись, Гарди увидел скрытую в полутьме фигуру священника. Вероятно, его появление имело множество мотивов, но ни один из них не был благородным.
— Как я погляжу, ты добровольно принимаешь на себя проклятие, Гарди.
— Биться за Христа — значит обрести благословение, приор.
— Ты разве дерешься не только за себя самого?
— Вы разве пришли не только для того, чтобы злорадствовать?
— Я здесь, чтобы отпустить грехи испанским соотечественникам и братьям моего ранга.
— Что ж, слава Господу, что я англичанин.
— Тебе некого будет славить, когда турки насадят тебя на ятаганы.
— Приор Гарза! Ученый церковник, которого я обыскался! — Фра Роберто всей своей массой угрожающе навис над приором. Раздавшийся вскрик боли и визгливые вопли протеста означали, что исполин, должно быть, заключил сеньора прелата в крепкие дружеские объятия. — Не пройтись ли нам немного вдвоем?
— Отпусти меня, болван!
— Болван? Все эти годы мне хватало мозгов жить на севере, подальше от вас.
— Знайте свое место, фра Роберто.
— Я счастлив, что знаю ваше. А ну пошли.
Приор протестовал, сопротивлялся и пронзительно кричал звонким голосом, но все же был выдворен.
Мавр взял Гарди за плечи.
— Ты меняешь одно безумие на другое.
— Я оставляю здесь все, что мне дорого.
Весла погрузились в воду, светящиеся водоросли окрасили их лопасти зеленым, и лодки отчалили от берега. Теперь прятаться было негде. Все оставалось на положенном месте: ритмичные движения гребцов, частый стук сердца и судорожное дыхание напуганных мужчин, облака пыли вокруг одинокого форта впереди. Даже здесь в воздухе витали запах сражения и зловоние, исходившее от плывущих по воде трупов и напоминавшее сладкий запах герани. Наступил тревожный момент.
Кто-то настойчиво прошептал:
— Кристиан, смотри, на кавалерийской башне Сент-Анджело огонь.
Гарди сосредоточенно вглядывался вперед, не сводя глаз с призрачного силуэта Сент-Эльмо. Он искоса посмотрел назад, на свой бывший дом и маячившую в вышине башню. Ничего. Кристиан вновь напряг зрение. Да, там горел маленький огонек, время от времени мерцавшая во тьме лампа, свет которой могли заметить лишь немногие.
— Что это значит, Кристиан? Какой-то сигнал?
— Смотрите вперед. Опасность поджидает нас там.
Гарди не знал, что ответить. Сигнальный огонь на башне мог оказаться всего лишь возникшей по недосмотру оплошностью или фонарем в руке часового, стоявшего на посту или поджигавшего тряпичный фитиль. Кристиан за это не отвечал. Ощущение неопределенности тяготило. Он выбросил эти мысли из головы и, откинувшись на спину, принялся снова смотреть вперед. Рядом скользили другие шлюпки. Они приближались к форту.
Раздался выстрел, затем еще один, грохот аркебуз разрывал тишину, а совсем рядом пролетали пули. Турки вышли на перехват. Послышались крики и возгласы, шум перестрелки, треск ломающегося дерева, когда лодки столкнулись и начался беспорядочный бой. Стоявший подле Гарди солдат со вздохом упал. Сидевший напротив испанский мушкетер встал, чтобы прицелиться, и был сброшен за борт ударом свинца.