Кровавые жернова
Шрифт:
– А я уже двенадцать лет не служу. Ноги отказывать стали, до храма дойду, а обедню стоять не могу. Вы уж меня извиняйте, Андрей Алексеевич, что я вот так. Вас икона интересует, образ Казанской Божьей матери? Не при мне она появилась в храме. Даже не знаю, правда ли это, – старик смотрел на Холмогорова, словно тот был его правнуком. – Воды много с тех пор утекло, очень много. Мне рассказывала столетняя старуха еще до войны. Я тоже был любопытен, мне все было интересно – откуда какая икона. А самой старухе рассказывала то ли ее мать, то ли бабушка, я запамятовал. Знаете, Андрей Алексеевич, вы человек молодой, память у вас хорошая,
Холмогоров не спешил перебивать отца Никодима, понимая, что, блуждая в лабиринтах воспоминаний, откручивая долгую жизнь назад, старик обязательно вспомнит историю, только не надо ему мешать.
Старый священник прикоснулся к серебристой бороде.
– Удивительное место – Погост. Очень красивое и такое мрачное название – Погост. А почему, ведомо вам?
– Нет, – сказал Холмогоров.
Старый священник поднял указательный палец, покачал им:
– Деревня старая, Бог весть когда на тех землях люди поселились. А места красивые, земля хорошая, леса, и луга, и река – в общем, благодать Божья. То ли люди грешны были.
То ли Господь на них прогневался, мор за мором насылал на деревню. Умирали дети, старики, и крепкие мужчины, и женщины молодые.
Хотели люди бросить те места, оставить дома и уехать.
– Куда?
– Не знаю. Всегда кажется, что, где-то жизнь лучше, вы согласны?
– Да, так кажется, пока не поездишь по миру, – Холмогоров кивнул, рассматривая сухонькие, как куриные лапки, руки старого священника, почти прозрачные, сделанные словно из воска.
– И уже решили местные жители: соберем урожай и уедем на новые земли. Поселимся среди лесов, земли вокруг много. Но приплыла по реке икона… По реке лодка приплыла! И прибили волны этот челн прямо к берету. Испугались местные крестьяне, думали, покойник в лодке, а там образ Божьей матери. А перед этим у женщины, у которой ребенок умер, видение было, Матерь Божью узрела скорбящая. И сказала ей Богородица во сне: приплывет лодка и будет в ней икона; будет эта икона защищать вашу деревню от всех бед и несчастий и не надо вам никуда ехать храм постройте, икону повесьте. Так и случилось. Чую, промысел Божий, – задумчиво, шелестящим голосом говорил старый священник.
Зажужжала пчела над ухом Холмогорова и опустилась на руку отца Никодима. Тот даже не заметил и продолжал свой рассказ:
– И кончились тогда несчастья, наладилась жизнь в деревне. И дети перестали умирать.
А было это в тысяча восемьсот десятом году, – старый священник так отчетливо произнес дату, словно событие произошло на его памяти. – Вот как появилась икона Казанской Божьей матери.
Откуда она приплыла, я не знаю, и навряд ли о том, кроме Бога, кому-либо известно.
Холмогоров благодарно кивнул. Пчела взлетела и покинула веранду сквозь открытую дверь.
– Хорошо у вас здесь, красиво, тихо.
– Красиво, – согласился старый священник. – Внуки с правнуками стараются, знают, что я цветы люблю и тишину. Совсем я уж слаб, глаза почти не видят, а вот слышу на удивление хорошо, как в детстве. Слышу, как листочки шумят, друг с дружкой переговариваются, слышу, как пчелки жужжат. Не хочется мне… – старик загадочно улыбнулся.
Холмогоров понял, о чем подумал старый священник.
– Скажите, отец Никодим, а вы мельника знали – Коровина?
– Знал, – сказал старый священник. Его лицо сразу же поменяло выражение, из благостного,
– Не знаю. Спросил, к слову пришлось.
– Я позже туда приехал, но говорили о нем в деревне разное. Колдуном считали. Но знаете, какой народ, когда плохо, когда беда и горе, пойдешь за помощью даже к колдуну. Вот и ходили люди, кто погадать, кто полечиться.
Не в церковь шли, а к мельнику, – без досады в голосе сказал отец Никодим. – Я его ни в чем не обвиняю, плохого говорить не стану, лично с ним знаком не был. Но слыхал разное, будто и кровь умел останавливать, как говорили люди, дождь вызывать и грозу, непогоду заговаривать. Но в это, конечно, я не верю. Только Господь подобные чудеса творить может и больше никто, – старик замолчал и пытливо взглянул на Холмогорова, мол, какие еще последуют вопросы.
Но советник Патриарха просто поблагодарил отца Никодима.
– А вы куда сейчас, на ночь глядя?
– В Погост вернусь.
– Вы у отца Павла остановились?
– Да, у него.
– Поклон ему от меня. Хороший священник, повезло Погосту. И матушка у него хорошая, богобоязненная. А то, может, у меня заночуете? Не дело на ночь глядя в дорогу выбираться.
– Я на машине.
Холмогоров поцеловал руку отца Никодима.
Тот перекрестил его, и Холмогоров покинул дом на перекрестке улиц Космонавтов и Чапаева.
Младший сын священника Илья подхватился с кровати с первыми криками деревенских петухов. Семья и гость крепко спали. Илья сбросил с кровати ноги, протер кулаками глаза. На губах была улыбка, а в глазах испуг. Улыбался мальчишка чему-то ему одному известному.
Он вышел в гостиную, открыл шкаф. Его рука нащупала колечко с двумя большими ключами. Пальцы сжали прохладный металл, ключи даже не звякнули.
Неслышно, как кот, мальчишка покинул дом.
Спустился с крыльца, пересек двор, открыл калитку и взглянул в ночное небо. Несколько мгновений стоял, запрокинув лицо. В его глазах отражались звезды. А затем, даже не опустив головы, сжимая в пальцах ключи, он уверенно зашагал по деревенской улице. Он был босой, на холодной земле оставались аккуратные следы детских ног.
Вся деревня спала. Илья шел торопливо, словно неведомая сила подталкивала его в худенькие плечи и направляла. За деревней он остановился. Опустил голову. Движения мальчика были стремительны, но не слишком уверенны.
Руки, ноги, голова – все части тела двигались как бы сами по себе, не подчиняясь единой воле. Тем не менее он споро шел по широкой дороге, ведущей к церкви. Останови его кто-нибудь сейчас, окликни, он бы не услышал. Он двигался, как загипнотизированный, влекомый неведомой силой.
Наконец он дошел до церкви. Вошел в ворота, приблизился к крыльцу, залитому лунным светом. Прикоснулся рукой к холодному замку, вставил в тяжелый навесной замок большой ключ. И откуда только в детских руках взялась такая сила! Ключ дважды с хрустом провернулся. Мальчик снял открытый замок, вторым ключом отпер дверь и смело потянул ее на себя.
Из церкви пахнуло застоявшимся запахом воска, сгоревших свечей, ладана и всем тем, чем всегда наполнен воздух любой церкви, будь то городская с настоящим мрамором и позолотой или деревенская, скромная, крашеная. Запах в церквах всегда один и тот же.