Кровавый апельсин (сборник)
Шрифт:
Я услышал голос Клодии: "Мог бы найти занятие получше, чем плавать вокруг Европы с компанией малолетних преступников".
Но мне нравились малолетние преступники. Может быть, много лет назад моему отцу так же нравились шпионы, которых он возил.
От этой мысли я успокоился настолько, что сумел выровнять курс.
Я случайно увидел свое лицо, которое отражалось в блестящей пластмассе портлендского плоттера, который лежал на карте. Я не брился с того дня, как покинул Англию. Борода была черная и густая. Я вспомнил первые слова,
Сын... Теркель знал о моем существовании. Никто, кроме отца, не мог рассказать ему обо мне. Отец меня помнил. Но не возвращался.
Этого я не понимал.
Злость улеглась, но не проходила. Я хотел знать, почему он так поступил, и знал, как я это выясню. Я заметил неловкие, косые взгляды Теркеля.
Я его найду.
Я отложил плоттер, повесил на шею компас и взбежал по трапу.
К северу от нас расстилался низкий серо-зеленый берег. К югу под горячими бликами солнца сверкало море. Там, за горизонтом, была Эстония. В Хельсинки я познакомлю Дина с Дикки Уилсоном, то бишь мистером Джонсоном. Из Хельсинки парусники поплывут в Таллинн, столицу Эстонии.
В Хельсинки приятно приплывать. Только что ты прокладывал себе путь между серыми скалами к явно необитаемому скалистому берегу, поросшему деревьями. Через минуту ты видишь большие черно-белые главные буи, качающиеся впереди, как рыбачья флотилия, а из леса тебе навстречу выступают городские здания.
Мы двигались к порту, кишащему кораблями. Там была вымощенная булыжниками площадь, ее окружали выкрашенные охрой здания с белыми колоннами. Перед зданиями виднелись рыночные ряды и стояла толпа. Три или четыре первоклассных крейсера вышли нам навстречу.
— Народу-то! — удивился Дин. У него был возбужденный вид. Города — его стихия.
Вдоль набережной располагались парусники. В кубрике квакала рация: слышались инструкции, как причаливать, и официальные приветствия. Я ощутил минутную дрожь: в прошлый раз, накануне парадной встречи парусных судов, мы нашли на винте Леннарта Ребейна.
Я стоял у руля, ощущая сквозь спицы тяжесть штурвала, и смотрел вдоль бушприта на норвежскую барку, рядом с которой нам велено было причалить.
— Все уже здесь, — заметил Пит.
Два боевых флага "Молодежной компании" развевались среди леса кормовых подзоров. Одно судно, конечно "Вильма", под водительством Отто Кэмпбелла. Второе — "Ксеркс". На борту "Ксеркса" плывет Дикки Уилсон.
— Семейная встреча, — сказал я.
— Мотор? — спросил Пит. От солнца нос у него облупился, борода пожелтела, а брови выгорели так, что их не было видно.
— Нет, — сказал я. — Паруса.
— Есть! — ответил Пит с несвойственной ему официальностью. Я подумал: интересно, сколько раз мой отец причаливал здесь на "Аланде"?
Борт норвежца вырос перед бушпритом. Дин стоял у нактоуза, косица развевалась на ветру, вечернее солнце отсвечивало
— Швартовы готовы?
— Готовы, — сказал он.
Экипаж стоял на палубе с таким видом, как будто делал это каждый день, не обращая внимания на толпу на берегу. Толпа видела, как пятьдесят пять футов сверкающего дерева прокладывают в море белую борозду, кренясь под надутым парусом от восточного ветра, дующего вдоль набережной. Господи, думают они, зачем паруса, такая скорость?! Он переборщил. Они с нетерпением ожидают треска, с которым бушприт врежется в полированный борт норвежца.
— Ослабить все паруса! — скомандовал я и повернул штурвал на две спицы в наветренную сторону.
Паруса "Лисицы" загремели. Теряя движущую силу, она заскользила к норвежцу. Дин подбросил кормовой швартов, вернул его на эллинг, вздернул на крепительную планку, чтобы остановить судно. "Лисица" пришвартовалась.
— Спустить паруса, — сказал я.
Не зря я их учил! Паруса со свистом и стуком опустились.
Толпа на набережной зааплодировала.
Мы сложили паруса и прибрали судно. На борт поднялся финский гардемарин, отдал честь и вручил мне приглашение с позолоченными уголками.
В шесть часов прием в городской ратуше. По этому случаю там будет большой британский контингент, причем одна из звезд — Дикки Уилсон.
Я вышел в город, отыскал библиотеку и набрался кое-каких сведений о топографии Таллинна. Когда я вернулся на "Лисицу", Дин смывал соль с палубы из шланга с пресной водой.
— Мы идем на вечеринку, — объявил я.
Он подозрительно посмотрел на меня. На загорелом лице выделялись зеленовато-желтые зубы.
— Что еще за вечеринка?
— Там будет мистер Джонсон.
— Елки-палки! — изумился он.
— Принарядись, — сказал я. — Покажешь мне его.
Дин немного подумал, трогая пальцем пятнышко на подбородке. Потом согласился.
— Ага. Почему бы нет?
Я спустился вниз, облачился в блейзер, повязал галстук "Молодежной компании". Без пяти минут шесть мы с Дином шагали по вымощенной булыжником финской территории к ступеням ратуши.
Огромная толпа гудела в просторном зале с лепным потолком, похожем на свадебный пирог.
— Господи, — сказал Дин. — Ты ж говорил, вечеринка.
— Так и есть, — ответил я.
Он с ужасом вытаращил глаза при виде испанского адмирала с целым иконостасом на кителе, а потом цапнул два стакана водки с подноса, который проносили мимо. Мне тоже не нравились такие вечеринки.
Вокруг мелькали знакомые лица. Я поговорил с Отто Кэмпбеллом.
— Рад, что у тебя вышло, — сказал он.
— Еле-еле, — ответил я.
— Я ж тебе говорил. Только и надо было сидеть тихо и ни во что не лезть. Все улеглось, верно?
— Разве?
— На той неделе я видел моего полковника. Его ребята решили, что от Ребейна все равно не было никакого толку. А тебя сняли с крючка.