Кровавый корсар

Дембски-Боуден Аарон

Талос вскарабкался на целую груду тел, по всей видимости оставленную слишком рьяным терминатором Корсаров на пути к основному генераторуму.

— Нам придется пробиться через сотню Странствующих Десантников, — сказал Пророк. — Они уже знают, зачем этот изуродованный ублюдок сюда явился, и приложат все силы, чтобы остановить его.

Первый Коготь поступил так, как поступал всегда, если впереди маячила перспектива честного боя, — а именно: бросился в противоположном направлении. Талос возглавлял свою свору в стремительном бегстве.

— Он

разделит своих людей, чтобы силы противника тоже разделились. Если в этом субсекторе есть Странствующие Десантники, Красным Корсарам придется полить кровью каждый метр. Некоторых врагов нужно разделить, чтобы потом уничтожить.

Ксарл расхохотался.

— Когда это ты начал слушать то, что говорят на военных советах?

— Когда выяснилось, что я могу угодить в такую дурацкую заварушку, как эта.

Из соседней комнаты в коридор вывалился целый отряд рабов. На их накидках была вышита падающая звезда Странствующих Десантников. Талос подумал, что и без пророческого дара очевидно — это дурной знак.

Лучи лазерных винтовок заплясали по коридору, рассекая воздух рядом с Повелителями Ночи или оставляя уродливые ожоги на их доспехах. Первый Коготь даже не замедлил движения. Они зимним ветром пронеслись сквозь строй вражеских солдат, оставив за собой упавшие тела и отсеченные конечности.

Клинок Ангелов шипел и отплевывался искрами. Пятна крови на лезвии сгорали в силовом поле и исчезали во вспышках дымного пламени. Клинок вновь стал девственно чист через считаные секунды вслед за тем, как в последний раз забрал чью-то жизнь.

Узас споткнулся, замедлил бег и отстал от остальных.

Талос, оглянувшись через плечо, выругался.

— Оставь черепа в покое! — проревел он в вокс.

— Черепа. Черепа для Трона Черепов. Кровь для…

— Оставь проклятые черепа!

Узас подчинился, с трудом оторвавшись от мертвых тел. Поднажав, он поравнялся с братьями. Возможно, спешка подстегнула его больной мозг, поскольку Талос искренне сомневался, что брат внезапно обрел способность подчиняться приказам.

Септимус ничего не мог с собой поделать. Каждый раз, когда раб опускался в это кресло, он улыбался широко, как ребенок — как мальчишка, мечтающий стать пилотом.

Марух проверил надежность креплений на втором пилотском кресле. Его, похоже, происходящее радовало на порядок меньше.

— Ты же умеешьуправлять им, так?

Септимус выдал длинную фразу на нострамском, продолжая по-детски улыбаться.

— Это значит «да» или «нет»?

Марух застегнул последний ремень. Септимус не ответил, молча протянув руку к наушнику.

— «Опаленный» готов к запуску. Прошу разрешения на старт.

Вокс малого радиуса действия отозвался сухим треском.

Тем временем корабль затрясся в унисон с ревом двигателей. Ангар за армированным стеклом кипел активностью, наполовину скрытой дрожащим от жара тепловых выхлопов воздухом. Марух видел сервиторов,

спешащих очистить взлетную площадку, массивные когти погрузчиков, отъезжающих от пристыковавшихся судов, и несколько «Громовых ястребов», вибрирующих под вой разгоняющихся хвостовых турбин. Все боевые катера походили на хищных птиц, даже чересчур, — взять хоть эти вытянутые крылья или загнутые клювы рубок. На корпусе каждого были нарисованы крылья, повторяющие форму плоскостей катера. «Опаленный» Септимуса украшали крылья ворона, достигавшие орудийных турелей.

За всю свою жизнь, проведенную у смертоносных промышленных капканов — бестий, дробящих пальцы, перемалывающих конечности и разрывающих грохотом барабанные перепонки, — Марух никогда не встречал более злобной на вид машины, чем «Громовой ястреб».

— Я не очень-то люблю летать, — признался он.

Септимус положил одну руку в перчатке на штурвал, а вторую на один из многочисленных рычагов, разбросанных по приборной панели.

— Странно, что ты только сейчас об этом сказал.

Первый катер сорвался с места в облаке ядовитых выхлопов. На взгляд Маруха, его взлет был лишен всякого изящества — машина по-звериному подпрыгнула в воздух, оглушив смертного воем двигателей.

А затем пришла очередь звуковой волны. Вспышка белого пламени заставила раба заморгать; от грохота, многократно отразившегося от стен, как гром в пещере, Марух шарахнулся в сторону. А затем катер рванулся к черной щели, открывшейся в дальнем конце ангара.

«Нет, в грации ему отказать нельзя, — подумал Марух. — Когда хотят, эти штуки могут двигаться…»

— «Опаленный», — протрещало в воксе, — доброй охоты!

Септимус снова улыбнулся.

Люк открылся. За ним стояли три раба в мантиях с клобуками. На груди смертных слуг драгоценными золотыми нитями была вышита когтистая клешня — эмблема Красных Корсаров. Лица рабов скрывали капюшоны, но головы подобострастно кивали.

— Приветствуем, Живодер, — сказал первый. — Добро пожаловать на «Яд первородства».

Вариил оставил привычку носить шлем. Несмотря на страх, который внушала людям железная маска, с годами апотекарий заметил, что его собственное лицо пугает смертных куда больше. Возможно, дело было в глазах, светлых, как лед над полюсом. Такой цвет часто ассоциировался в мифах с нечеловеческими способностями, однако это оставалось лишь догадкой. На самом деле вопрос никогда не занимал его настолько, чтобы попытаться узнать ответ.

— Вам известно, зачем я здесь? — спросил апотекарий.

Головы под капюшонами снова закивали.

— Думаю, что так, господин. Вокс-послание было искажено помехами из-за шторма, но в нем говорилось о генных хранилищах, не так ли?

— Да, — подтвердил Живодер. — И у меня каждая минута на счету.

Мы проводим вас к хранилищам геносемени.

— Благодарю, — улыбнулся Вариил.

Улыбка его была не теплее, чем взгляд, но она заставила рабов пошевелиться.