Кровавый круиз
Шрифт:
Мимо проходит компания молодых людей.
– Что случилось? – В голосе Томаса звучит сомнение.
Он делает шаг вперед.
– Мне страшно, – отвечает малыш и всхлипывает. – Я болею, мама вышла, чтобы принести мне поесть, но ее очень долго нет.
Голос снова напомнил Томасу героев старых мультфильмов.
Он закрывает за собой дверь и оказывается в полной темноте. Запахи усиливаются. Видимо, что-то не в порядке с вентиляцией. Рядом с ним дверь в туалет, она слегка приоткрыта. Но запах идет не оттуда, это Томас понял, пройдя мимо
Горит одна из настенных ламп над кроватью. Свет направлен вниз. Его ореол на стене почти достигает потолка. Ребенок лежит на дальнем конце кровати спиной к Томасу. На тумбочке у другого края кровати валяется детский рюкзак. Улыбающийся Винни-Пух лезет лапой в банку меда. Под столиком лежит черный чемодан на колесах, рядом с ним стоит пара сапог на высоких каблуках.
Было бы даже лучше, если бы эта лампа совсем не горела. Направление света заставляет все тени тянуться вниз, и это внушает тоску. Как будто гравитация в этом помещении так сильна, что даже тени имеют вес. Томас чувствует страх. Его мошонка сжимается.
– Ничего, если я включу свет? – спрашивает он.
– Не надо, – торопливо отвечает ребенок. – Я болею, и свет мне режет глаза.
Томас опускает руку. Невольно делает еще один шаг вперед. Он вздрагивает, когда его боковое зрение фиксирует какое-то движение. В туже секунду Томас понимает, что это его собственное отражение в зеркале над письменным столом. Он думает, как же он смешон, но страх пульсирует в его теле и проникает в каждую клетку. Странный запах усиливается, когда он подходит к дальнему краю кровати.
– Как тебя зовут? – Томас слышит, как нервно звучит его голос.
Ребенок не отвечает. Кажется, это мальчик. Прямые светлые волосы закрывают лицо. Томас видит, что на мальчишке нет даже футболки. Узкие угловатые плечи выглядывают из-под одеяла. Что за чертова мать могла оставить ребенка одного? К тому же еще и больного! И он даже не знает о том, что нельзя пускать в каюту посторонних? Томаса пробирает дрожь, когда он представляет, что здесь могло произойти.
– Хочешь, я попрошу вызвать твою маму по громкой связи? – Томас старается, чтобы язык его слушался на этот раз.
– Нет, она тогда рассердится, – хнычет малыш. – Просто останься со мной, пока она не придет.
Томас косится на сапоги на высоких каблуках под столом. Ему совершенно не хочется видеть их обладательницу. Наверняка она чокнутая. Подумает еще: что делает этот парень в каюте с моим ребенком?
Но как оставить малыша одного, когда он боится? Запах проникает Томасу в придаточные пазухи носа.
– Как тебя зовут? – снова спрашивает он.
– Не скажу. Если ты пойдешь давать объявление по громкой связи, мама рассердится. Она всегда сердится.
Томас дотрагивается до худенького плечика ребенка.
Его кожа холодная. И напоминает на ощупь резину. Вдруг он заразный? Томас подавляет желание отдернуть руку.
– Я все же думаю, что так будет лучше. Я уверен, что мама не будет сердиться. А я посижу с тобой
– Ты не можешь уйти.
Кожа ребенка продавилась под пальцами Томаса, на ней остались вмятины. Как будто мышцы существуют отдельно от кожи и костей.
У Томаса зашевелились волосы на голове. На столе стоит местный телефон. Он может позвонить на стойку информации. Но он чувствует непреодолимое желание уйти отсюда.
– Я скоро вернусь, – обещает он. – Не открывай никому дверь, кроме меня или мамы.
Томас встает с кровати с облегчением оттого, что больше не нужно прикасаться к коже малыша. Ему хочется вымыть руки.
В зеркале он видит, что мальчик сел на кровати за его спиной. Единственная лампа освещает волосы ребенка сзади. Вокруг его головы будто светится нимб.
Что-то с ним не так. Что-то очень сильно не так.
– Жди здесь, – говорит Томас.
Он уже почти у самой двери, когда чувствует, что сзади за пиджак его тянет маленькая ручонка.
– Останься. Ты нужен мне.
– Я вернусь, – обещает Томас, понимая, что лжет.
Возвращаться он не собирается.
Мальчик отпускает пиджак, и в комнате воцаряется тишина.
Под ложечкой сосет от плохих предчувствий, кожа Томаса как будто сжалась на теле.
Он протягивает руку к замку.
И вдруг чувствует, что его шею обхватывают руки, а в спину между лопатками упираются колени. Мальчишка прыгнул ему на спину и повис, как обезьяна.
Маленькие ручки сжимают шею Томаса и давят на адамово яблоко. Он начинает задыхаться. Томас пытается разжать руки ребенка и освободиться от этой мертвой хватки. Кончики его пальцев погружаются в плоть мальчика, кожа его как будто отслаивается, и Томас чувствует скелет ребенка.
Мальчишка обхватывает талию Томаса ногами.
– Отпусти меня, – хрипит тот из последних сил.
В глазах становится темно. В ушах стучит. Томас наклоняется вперед и пытается сбросить мальчишку, освободить шею от мерзких ручонок. Но ему это никак не удается. Видимо, этот ребенок сумасшедший, иначе откуда у него такая сила? Шее больно, больно, больно… Голова вот-вот готова лопнуть, и что это за звук звякающих ножниц или стригущего секатора, черт бы его побрал?..
Томас изо всех сил прижимается спиной к стене. Хватка мальчишки слегка слабеет, когда он оказывается между стеной и телом Томаса. Тот наконец отрывает от себя руки и ноги ребенка и слышит, как маленькое тельце шлепается на пол.
Шея страшно болит. Томас пытается дышать, но это причиняет невыносимые страдания. Он заставляет себя дышать. Темнота в глазах начинает рассеиваться.
Несколько быстрых шажков, и ребенок уже стоит между Томасом и дверью в коридор. Закрывает выход своим худым тельцем; он такой бледный, что будто светится в сумраке каюты.
Томас протягивает руку к выключателю, и помещение внезапно озаряет яркий свет. Мальчик вскрикивает и закрывает глаза ладонями.
Из груди Томаса невольно вырывается слабый стон.