Кровавый песок
Шрифт:
Это было темное помещение прямоугольной формы. Тусклый свет двух галлогеновых ламп направлялся в потолок и рассеивался. В углу стоял небольшой письменный стол, а вдоль стен были расставлены стулья. Одна из стен этого мрачного помещения была практически полностью стеклянной и сквозь нее виднелась другая комната, такая же прямоугольная и столь же тускло освещенная. В ней за длинным столом сидел немолодой человек с длинными и черными с редкой проседью волосами. Его руки и ноги были закованы в наручники.
Это был Шайдлек.
— Сильно
— Даже так? — слегка удивился майор.
— Да… Все равно эти бумаги пойдут в корзину.
— Но ведь это противозаконно.
— Ваше дело склонить его к сотрудничеству с нами и, ради Бога, никакого принуждения. Я его хорошо знаю, на принуждение он ответит непоколебимым отказом.
— Если вы его хорошо знаете, может тогда вы с ним и поговорите? — высказал предположение Денис.
— Сомневаюсь, что это будет лучше. Он, наверняка, тоже неплохо меня помнит. Это может только повредить делу.
— Ничего, я думаю, что справлюсь, — поспешил выслужиться майор.
— Тогда лучше зовите его Шайдлеком, а не Шайбиным, — проинструктировал Турецкий.
Долгов вышел из комнаты и через несколько секунд показался за стеклом.
— Господин Шайдлек… Не правда ли вас все так называют, — начал майор, прохаживаясь вокруг стола.
Шайдлек никак не отреагировал и на его появление, ни на его слова.
— Может, он вообще уже оглох, ослеп и потерял память, — с некоторой надеждой за стеклом предположил Николаев.
— Итак, господин Шайдлек, я сотрудник министерства юстиции…
— Юстиции?! — перебил Шайдлек. — Вы пришли сюда, чтобы объявить, что продержите меня в этой тюрьме еще полтора десятка лет? А потом — еще и еще. Тогда можете считать, что вы это уже сделали. Не надо лишних формальностей. Я понимаю, что вы меня никогда и никуда не отпустите. Я не понимаю другого — почему вы еще тогда не расстреляли меня к чертовой матери?!
— Меня, господин Шайдлек не волнует ни ваше, ни чье бы то ни было прошлое. Меня волнует настоящее и будущее. И я пришел сюда не для того, чтобы сообщить вам, что вы пробудите здесь еще несколько десятков лет. Поверьте, если бы это было так, никто бы вообще не стал с вами разговаривать. Я же здесь нахожусь потому, что хочу предложить вам возможность выбраться из клетки еще при этой жизни. И еще только потому… — тут Долгов выдержал несколько театральную паузу, — потому что возникла некоторая чрезвычайная ситуация, в которой вы нам смогли бы помочь.
— Помочь? Интересно… Я сижу здесь уже больше года. Наверное, мир здорово изменился за это время. Мои знания и связи уже не имеют никакого значения.
Долгов пошел пятнами, и через мгновение, кажется, он был готов разорвать на клочки сидящего перед ним и закованного в наручники по ногам и рукам человека. Но сдержался.
— Не угадали. Свою жену я имею сам, а гомосексуальные отношения мне не интересны. Дело же касается куда более серьезных вещей, чем моя личная жизнь. Это настолько просто, что, готов поспорить, никогда не догадаетесь, — сказал Долгов и сел на другом конце стола, напротив Шайдлека.
— Хотите поспорить на мое освобождение?
— Мы хотим вам предложить сделку, в которой одинаково заинтересованы обе стороны.
— Не стану гадать, говорите сами, — сказал Шайдлек и откинулся на спинку стула.
— Мы хотим, чтобы вы закончили то, что год назад, благодаря нашим стараниям, не смогли закончить. Помогли поймать Бандераса.
Далее последовала пауза длинной в две минуты. Денис, наблюдавший переговоры, как и остальные, затаив дыхание, засекал время.
А Шайдлек явно не ожидал ничего подобного.
— Что вы имеете в виду? — наконец переспросил он.
— Мы хотим, чтоб вы нашли того, из кого ваша жизнь пошла наперекосяк.
— Вы имеете в виду Клифланда?
— Мы имеем в виду киллера, который пытался его убить.
— Не верю. Лучше оставьте меня в покое. А я с удовольствием просижу остаток жизни здесь. Я, знаете ли, уже привык, даже, слышите, у меня даже исчез американский акцент. Единственное, может быть, вы меня переведете в какую-нибудь китайскую тюрьму, чтобы у меня исчез и русский?
— Дело в том, что есть другие заказчики. Дело слишком серьезно и оно…
— Можете даже не говорить мне, кого оно касается, лучше скажите ему, чтобы он заказал себе похоронный костюм и хороший гроб. Теперь ему уже никто не поможет.
— Кроме вас — никто.
Шайдлек ничего не ответил на последнюю фразу Долгова. Он отвел взгляд в сторону и пристально всмотрелся в стекло, словно мог увидеть тех, кто за ним скрывался. И совершенно непоследовательно сказал:
— Я вам помогу, или… по крайней мере, сделаю вид. Выкладывайте все и только не надо играть в прятки; зовите всех, кто там, за стеклом прячется. И… Николаев ведь тоже там?
Николаев за стеклом только покачал головой.
— Но вы можете не идти туда, — заметил Грязнов-младший. — Он не видел вас и не может быть уверенным, что вы здесь.
— Да, не видел меня, да не знает, но он уверен, что я здесь… Но я, конечно, же не пойду. Если только майор не разоткровенничается сейчас.
Майор не разоткровенничался.
— Вы и на сей раз не угадали. Алексея Николаевича нет там. Он вообще не приехал в Ясный. Он остался в Новосибирске… Годы, знаете ли, берут свое, — язвительно добавил Долгов.