Кровавый пир
Шрифт:
– Осади! – крикнул Василий, и пришедший для встречи отряд стрельцов стал отодвигать толпу, колотя передние ряды по чем попало палками своих бердышей.
Вскоре на Волге показались струги. Впереди шел малый есаульский струг.
– Еремейка со Степкою Дружинкиным валят! – сказал Ивашка и стал махать им своей шапкою. Но они прошли мимо пристани. Следом двигался струг, весь обтянутый в черное, с черным флагом, с черными парусами.
– Кто в ем? – загудели в толпе.
– Патриарх Никон, что боярами ссажен! На колени! – пронеслось
– Многая лета свету царевичу Алексею Алексеевичу! – раздались крики в толпе, и скоро отдельные возгласы слились в сплошной клич, а струг величественно прошел мимо пристани, и ничто на нем не проявляло жизни. И наконец показался атаманский» Сокол». Сам Стенька Разин в золотом парчовом кафтане, отороченном соболем, в собольей шапочке с пером цапли на околыше, с легкой саблею у бедра стоял на самом борте струга и приветливо кивал головою. Рядом с ним виделся коренастый Фролка.
Толпу охватило словно безумие.
– Много лет батюшке Степану Тимофеевичу! – заревели на все голоса люди, бросая кверху свои колпаки. Струг подошел к пристани, и Стенька быстро сбежал по сходням.
Василий подошел к нему.
– Васенька! – радостно воскликнул Разин. – Здорово, друже! Стой, поцелуемся! Уж и порадовал ты меня! – говорил весело Разин. – Я думал, кровь прольется, а ты и город взял, и казаков моих уберег! Порадовался я, как гонца твоего услышал!
Василий смутился, думая, что Разин шутит. Пасынков тихо сказал ему.
– Прости, атаман, это я человека с весточкой погнал!
Василий благодарно кивнул и стал обниматься с Фролкой.
– Соскучали мы за тобою, Василий, – сказал Фролка, – ровно братана нет! Что похудел?
Но Разин уже сел на коня, и Василий, не отвечая, поспешил тоже вскочить в седло.
– Многая лета батюшке Степану Тимофеевичу! – ревела исступленно толпа.
Стенька кивал головою и кричал в ответ:
– Спасибо на ласке, добры молодцы!
Стрельцы окружили его. Затрубили трубы, загудели тулумбасы, и шествие тронулось к воротам.
Это было торжество победителя, триумф наглого вора.
Едва он въехал в ворота, как со всех сторон загудели колокола и ударили пушки.
Ему навстречу двинулись священники с хоругвями и крестами.
Он сошел с коня, лицемерно поклонился в землю и, крестясь двуперстно, приложился к кресту.
Выборные от города стали на колени, протягивая ему ключи от города и блюдо с хлебом с солью.
– Многая лета батюшке Степану Тимофеевичу! – ревела толпа, и этот рев разливался по всем улицам. Лицо Стеньки сияло торжеством.
– Спасибо тебе, Василий! – повторял он ласково. – Нигде меня так не честили!
Он медленно двигался по тесным улицам, народ теснился у самых
Наконец у приказной избы Стенька сошел с коня и вошел в избу. Там стоял уставленный бражкою стол.
– Ну и спасибо тебе, Василий! – взволнованно сказал Василию Степан, обнимая его. – Праздник ты мне сделал! Душу усладил! Чем награжу тебя, брат названый! Фролка, дадим ему шубу, на которую Львов польстился, а?
– Что же? Мне ему ничего не жалко! Я его за старшего брата чту! – ответил Фролка.
– И дадим! – развеселился Степан. Валяй, Василий! А теперя садись, гостей чествуй да про дела говори!
Степан сел за стол, рядом с ним сели Фролка и Василий, а там Волдырь, Савельев и другие есаулы, сотники и головы.
– Пей, казаче! – закричал Волдырь.
– Многая лета батюшке Степану Тимофеевичу! – гудело на площади.
– Что ж, нашел своих обидчиков? – спросил Стенька.
Василий кивнул.
– Всех трех?
– Всех!
– И рассчитался?
– Чего, – вмешался Гришка, – чего я уж не видал, как мы над персюками мудрили, а такого и не удумал. Связал отца-то с сыном лицом к лицу и жарил на огне. Одного жарит, другой смотрит. Диво!
– Так их надость, – угрюмо сказал Стенька, – попадись мне князь Долгорукий… Ой, князь! Ночки не сплю, ему казни удумываю. Не день, не два, месяц терзать буду!.. А что люба твоя? – вдруг спросил он.
Василий вздрогнул и потупился. Не хотелось ему говорить про любовь свою при всех, но Разин пытливо смотрел на него и ждал ответа.
Тихо, прерывисто рассказал Василий про свое горе, а Стенька ухмыльнулся и хлопнул его по плечу:
– Не горюй, друже! Оно и к добру. Будь здорова, тебя бы и не сманить отсюда, а как хворая – так со мной уйдешь. Возьмем Симбирск – городок, Казань! А там я тебя атаманом над Казанью поставлю и сам поженю! Не тужи, друже!.. А где она?
– В воеводском доме.
– Ц – ц-ц! – умолкнул Стенька. – Убрать ее оттуда надо. Я там стану, а где я на походе, там девке не место.
– Я убрать ее и приказал, – тихо ответил Василий, вздрагивая от неясных обид ко своей милой.
– Ну, ин!.. А мы туто день пробудем – и на Самару, а там на Симбирск! Пока до зимы до Казани дойти надоть, там перезимовать – да на Москву: Так-то – с! Наливай, Вася! Пей!.. А тут атаманом тебя, Гришка, оставляю. Блюди!
– Спасибо на милости! – поклонился Савельев, лихо сдвигая на затылок шапку.
– А много зла перевели?
– Да все по порядку! – ответил Гришка. – Бояр, да дворян, да купчишек, да приказного люда, все полтораста набралось А там дела пожгли, добро подуванили, всех к присяге привели. Все по ряду!
И, мешая праздный разговор с деловым, Разин пил, пока не сложил свою буйную голову на стол и не захрапел богатырским храпом.
Василий быстро прошел в воеводский дом.
– Готово у тебя? – тревожно спросил он карлика.
– Все! – ответил он.
– Так понесем!