Кровавый срок
Шрифт:
— Э-э-э... да.
— Тем не менее капитан Баркер заявляет, что знал об этой улике с девятого июля, то есть со дня ареста обвиняемого. И теперь вы под присягой заявляете, что во время путешествия из Нассау в Бар-Харбор при обсуждении обстоятельств дела Баркер ни разу не упомянул об этом важном факте?
— Э-э... это... верно. Да!
Каллендер приблизился к присяжным и, улыбнувшись, покачал головой; позади него главный судья Дэли задал свой вопрос свидетелю:
— Не кажется ли вам странным, сэр, что капитан Баркер не рассказал вам об этом отпечатке
— Ну, — произнес Мелчен с видом школьника, который сообщал учителю о том, что собака съела его домашнюю работу, — теперь я припоминаю... что капитан Баркер ходил вместе с майором Пембертоном в лабораторию британских ВВС, чтобы проявить снимок отпечатка, который, по их утверждению, принадлежал обвиняемому. Только было ли это девятого июля?
Главный судья округлил глаза и с досады отбросил свой карандаш.
Каллендер воспользовался удобным моментом и нанес решительный удар.
— Давайте теперь обратимся к событиям девятого июля, капитан. Ведь вы и капитан Баркер рекомендовали арестовать обвиняемого именно в этот день?
— Да.
Каллендер обвиняюще указал пальцем в сторону свидетеля.
— Я утверждаю, капитан Мелчен, что ваши показания на предварительных слушаниях в части, определяющей время допроса обвиняемого между тремя и четырьмя часами пополудни девятого июля, являлись фальсифицированными с целью доказать, что обвиняемого не было наверху перед тем, как был снят отпечаток пальца!
Мелчен расстегнул свой пропитавшийся воротничок рубашки; он улыбнулся смущенной, стыдливой улыбкой.
— Это совсем не входило в мои намерения... моя память... подвела меня. Это была ошибка.
— И при том какая! — с усмешкой произнес Каллендер. — А какое странное совпадение, что вы и два местных констебля сделали одну и ту же ошибку!
Мелчен неловко улыбнулся и пожал плечами.
— Вопросов больше не имею, милорд, — с отвращением сказал Каллендер.
Следующим свидетельствовал сам Баркер, но долговязый, сурового вида детектив с твердым взглядом голубых глаз и темными, седеющими на висках волосами в отличие от своего напарника был парень не промах. Он обладал умением держаться профессионально и стоял на свидетельской трибуне уверенно, держа руки в карманах брюк своего серого двубортного костюма.
К допросу свидетеля приступил сам генеральный прокурор, и как вопросы, так и ответы показались мне слишком точными и заготовленными заранее. Отрепетированными. Но присяжные, забыв о жалком бессвязном бормотании предыдущего свидетеля, похоже, с жадностью прислушивались к экспертным суждениям Баркера.
Значительная часть времени была потрачена на перечисление впечатляющих фактов из биографии свидетеля и на установление хода следствия и обстоятельств ареста графа. Вскоре после того как Хэллинан перешел к обсуждению отпечатка, Хиггс выступил с возражением против принятия отпечатка пальца де Мариньи в качестве улики.
— Этот отпечаток пальца не является лучшей уликой, — заявил Хиггс главному судье. — А вот ваша ширма с отпечатками на ней — другое дело.
Главный
— Не могу возразить против этого. Пусть сюда внесут саму ширму.
Хиггс улыбнулся.
— О! Но минуту — на ширме теперь нет отпечатка.
На этот раз главный судья нахмурился; раздражение сменилось в нем непониманием происходящего.
— А что еще вам нужно, кроме снятого отпечатка и его фотоснимка?
— Отпечаток был не «снят», милорд, он скорее стерт кусочком резины. И у нас есть только утверждение капитана Баркера, что отпечаток был снят именно с ширмы — это бессмысленное уничтожение улики в превосходном состоянии не было объяснено должным образом, и отпечаток не может рассматриваться в качестве улики.
Выражение лица главного судьи стало мрачным.
— Вы хотите сказать, что отпечаток, представленный обвинением, является подделкой?
— Совершенно верно, сэр.
Оживление, возникшее среди зрителей, было прервано громким протестующим возгласом генерального прокурора. Хэллинан настаивал на достоверности и истинности снятых отпечатков, разъясняя суду, что капитан Баркер, срочно вызванный в Нассау, не привез с собой специального фотоаппарата, ошибочно предположив, что найдет его на месте.
— А разве вы не могли послать в вашу контору телеграмму, — спросил свидетеля главный судья, — с просьбой направить вам специальный фотоаппарат первым же самолетом?
— Я полагаю, что мог бы, ваша честь, — признал Баркер. — Но я не сделал этого.
Казалось, что победа была на стороне Хиггса, но главный судья постановил принять отпечаток пальца — «вещественное доказательство №10» — к рассмотрению в качестве улики.
— Мистер Хиггс, ваш аргумент только прибавляет значение этой улике, — сказал главный судья. — И я полагаю, что присяжные придерживаются того же мнения.
На следующее утро Баркер снова занял свое место на свидетельской трибуне, и Хиггс вел себя довольно спокойно, пока Хэллинан заканчивал обсуждение отпечатка; его свидетель-эксперт не смог четко указать то место на ширме, с которого был снят этот отпечаток. Ширма была заблаговременно внесена в зал и поставлена слева от стола судьи.
Мне было интересно, натравит ли Хиггс своего верного пса Каллендера и на этого ключевого свидетеля обвинения. Но Хиггс поднялся со своего стула и лично принялся за Баркера.
— Значит, вы не готовы, — произнес адвокат удивленным тоном, решительно направляясь к свидетельской трибуне, — сказать, был ли данный отпечаток снят с вами же помеченного места на второй панели?
— Я убежден, что отпечаток был снят с верхней части панели, которую я пометил, а не с какого-то определенного места на ней.
— Капитан Баркер, не могли бы вы сойти с трибуны, подойти к ширме и указать место, помеченное синим карандашом?
Баркер спустился с трибуны и мимо стола главного судьи прошел к китайской ширме. Он внимательно изучил верхнюю панель, особенно присматриваясь к синей линии, которая, как он указывал ранее, была сделана им самим.