Кровавый триптих
Шрифт:
Я оглядел её с ног до головы.
– Надо подумать.
– Подумай в бане. Я изнываю от жары.
Мы двинулись к коттеджу.
– Умираю от голода, - сказала Лола.
– Не надо одеваться. Мы примем душ, выпьем, я приготовлю чего-нибудь этакое.
– Не возражаю.
В коттедже я сразу потерял её в анфиладе спален, принял теплый душ, побрился, оросил лицо приятно пахнущим лосьоном, который нашел в аптечке, и причесался. Все ещё голый, я стал рыскать по всем шкафам и наконец в какой-то кладовке нашел белоснежный махровый халат.
"Настоящим поручаю Питеру Чемберсу представлять мои
интересы в отношениях с Фрэнком Палансом. Его гонорар
составит двадцать процентов от суммы, причитающейся мне
по договору страховвания жизни вышеозначенного Фрэнка
Паланса, оформленного в мою пользу."
Я поставил дату и провел черту для её подписи. Положив составленнй документ на стол, я улегся в кровать, вздохнул, потянулся и уже был готов погрузиться в сон, как в дверь постучали.
– Войдите!
– крикнул я.
На ней тоже был махровый халат. Тоже белоснежный, но немного не такой, как у меня, да и форму имел несколько иную. В верхней его части отчетливо просматривались две выпуклости, далее он сужался к поясу, а ниже опять расширялся. Мое сердце забилось так, словно в нем поселился маленький негритенеок с там-тамом. Она расчесала свои золотистые волосы, которые ниспадали волной на плечи, и наложила косметиу на лицо. Ее пухлые губы сияли красной помадой. Как же романтично, черт побери!
– Подпиши бумагу там на столе!
– стараясь сохранять спокойствие, сказал я.
Лола прочитала, поставила подпись и, отложив ручку, улыбнулась.
– Хоть ты и умный парень, ты себя обманываешь. Ведь этот полис уже не в мою пользу. Я же Фрэнка знаю. Но если все пока остается в силе - что ж, тебе же лучше. Я с удовольствием заплачу тебе двадцать процентов.
– Теперь улыбка была ширкой и радостной.
– потому что тогда мне достанется восемьдесят процентов... Но я надесюь, ты не собираешься его укокошить?
– Нет. Не собираюсь.
– Очень жаль. Ладно, теперь, когда бумага подписана, ты будешь работать на меня?
– Угу.
– Ну тогда тебе причитается настоящий гонорар. По крайней мере, аванс.
– Неужели?
– Аванс, - повторила она, подходя к кровати.
– Небольшой аванс! Улыбка сползла с её полураскрытых губ, и ноздри слегка затрепетали. Она наклонилась надо мной: от неё исходил сладкий аромат - солено-сладкий, если говорить точнее, - и она прижалась к моему рту пухлыми красными губами.
Я не шевелился. И не обнял её. Мы соединились только ртами, только широко раскрытыми влажными губами и горячими языками. Потом её щека заскользила по моей щеке, а язык проник мне в ухо, и я услышал её дыхание и теплый шепот:
–
Потом она выпрямилась, отошла и встала около кровати. Не улыбалась только глаза сверкали и губы блестели. Ох уж этот её влажный теплый блеск...
– Я тут недавно думал кое о чем...
– О чем же?
– Ее голос долетел до моего слуха точно издалека.
– Ты такая смуглая.
Теперь она заговорила хрипловато и медленно.
– Нет. Вовсе не смуглая. Я же блондинка. И кожа у меня молочно-белая. А это загар.
– Мне очень нравится твоя смуглая кожа.
– Так странно. Даже смешно. когда смотришься в зеркало. Словно я какая-то двухцветная. Коричневая - белая, потом опять коричневая и белая...
Я молчал. Ни слова не сказал. Я не произнес: "Интересно было бы посмотреть" - я молчал как рыба, и тут эта её улыбочка опять зазмеилась по губам, по блестящим красным полным губам, и губы эти извивались словно две маленькие непоседливые гусеницы позади которых виднелись ослепительно белые зубы. Не отрывая от меня взгляда, она медленно развязала пояс и резким движением отбросила халат в сторону.
В Нью-Йорк мы вернулись в пятом часу. Она жила в доме номер 880 по Мэдисон-авеню. Поцеловав её на прощанье, я сказал:
– Сиди дома и ни о чем не думай, я буду действовать.
Я доехал на такси до отеля "Вэлли" - угол Восемьдесят шестой и Вест-Энд-авеню. Здесь жил старик Паланс. Я позвонил ему снизу, и он с радостью пригласил меня зайти. Он ждал меня у раскрытой двери. На нем была футболка, джинсы и сандалии. Старик Паланс был здоровенный, но не жирный. В момент рукопожатия с ним вам сразу становилось ясно, что он все ещё мужчина в расцвете сил.
– Очень рад тебя видеть, Пит. Молодец, что заглянул ко мне.
– И я рад тебя видеть, Бен.
– Ну, заходи, заходи.
– Он впустил меня в комнату и закрыл дверь. Давай-ка я тебе налью стаканчик.
– Он махнул рукой на почти пустую бутылку на бюро.
– Я предпочитаю бурбон. Но у меня есть и для гостей. А если нет, я заказываю в баре. Ты что будешь?
– Ничего, Бен, спасибо.
Его глаза опечалились.
– А что такое? Ты не болен?
– Нет.
– Завязал?
– Нет.
– Значит, это деловой визит. В чем дело?
– Дело связано с Фрэнком.
В голосе старика зазвучали тревожные нотки.
– У него неприятности?
– А почему ты спрашиваешь, Бен?
– Потому что он, дурак, сам нарывается на неприятности.
– Бен залпом осушил свой стакан, выдвинул стул для меня, а сам уселся на другой. и, набив трубку и закурив, продолжал.
– Ты садись, садись. Моя старуха, мир её праху, родила мне шестерых. Пятерых девчонок - ангельских созданий, а шестого - мальчишку. И он недоделком вышел.
– Старик передернул плечами. Не знаю, может, общий баланс и хороший. Так что случилось, Пит?