Кровесмешение
Шрифт:
– - Вася, может можно слить за собой свое дерьмо?
– - С каких это пор жидки меня учить будут?
– - Что ты сказал?!
– - А то, что слышал!
– - Да я тебя в порошок сотру!
И вот уже после толкотни и бестолкового махания руками Александр Мойсеевич ползает на коленях по полу и на ощупь ищет слетевшие от удара очки, а из комнаты подводника несется энергичный телеголос народного артиста СССР Николая Озерова: "Михалев пасует Яковлеву. Яковлев продвигается к воротам "Динамо". Пас Кириченко, Кириченко в штрафной
– - Ай-яй-яй, -- подвывает подводник.
– - Ну, что ты будешь делать!
– - Шурик, зачем ты с ним связываешься, зачем?
– - говорит Ольга Николаевна, прикладывая к разбитой губе мужа мокрое вафельное полотенце.
Война взрослых разбрасывает детей по разные стороны фронта. Но и не только сама война. Еще и испуг от того, куда зашли их отношения там, за занавеской, и как они теперь уложатся в отношения их родителей. Как их робкая любовь согласуется с неистовой родительской ненавистью друг к другу. Лена проводит большую часть дня у подруги, с которой готовится поступать в медицинское училище. Она иногда мелькает на кухне, в упор не замечая Ленчика и, хлопнув дверью, исчезает.
Конфликт обостряется при неожиданных обстоятельствах. Они с отцом играют в комнате в шахматы, а мать в кухне готовит обед. Дверь открыта, чтобы был сквознячок. Приторный аромат горячего компота из яблок и вишен наполняет комнату. "Я пошел конем. Где ты пошел конем? Вот." Они слышат, как хлопает входная дверь и в кухне появляется подводник. Отец останавливает руку над доской.
– - А-а, Оленька, -- говорит подводник сладким голосом.
– - Куховаришь? А моя на субботнике.
– - Ну, ты же хочешь жену-начальницу, -- замечает Ольга Николаевна.
– - Так я же не к тому... А я это... Может, пока она там субботничает, мы тут приляжем с тобой на полчасика, ась?
Ленчик с замершим сердцем наблюдает, как у отца каменеет лицо.
– - А как я потом посмотрю твоей Вале в глаза, ты подумал?
– - говорит мать.
– - Так ты не смотри, -- находится Вася.
– - Ась?
"Вот оно, -- ужасается легко угадываемому развитию событий Ленчик.
– Сейчас".
Но окаменение продолжается. Снова хлопает входная дверь, и капитан в том же игривом тоне продолжает:
– - А, доця, здравствуй, а я тут черешни купил, будешь?
– - Нет, я на минуту. Меня ждут внизу.
– - Учиться? Ну, давай! Это без вопросов.
Дверь провожает Лену.
– - Вот, медсестрой будет, -- сообщает подводник.
– - А твой кем? В торговлю пойдет? Хорошее дело. Завбазой или завмагом. Ась?
Лежа в постели Ленчик слышит:
– - Как ты могла?! Как я посмотрю Вале в глаза? А как ты посмотришь в глаза мне?! Ты подумала? Мне?!
– - Шурик, я тебя умоляю, только не заводи меня на ночь! Да я так сказала, я не подумала!
– - Ты не подумала... Что я вообще для тебя значу? Своими бы руками убил бы эту гниду, да в тюрьме сидеть неохота!
После школы, стоя перед трюмо, Ленчик тренирует
– - Получи, гнида!
Нож подводит красную черту под чередой унижений.
– - Ах-ты ж, с-суржик!
– - успевает ахнуть воображаемая гнида, после чего из перечеркнутого горла начинает выбиваться, трепеща, кровавый пузырь.
– - Получи, гнида!
– - Ах ты ж, выб...
– - Получи!
Он уже знает, какой нож подходит лучше всего -- выточенный из обломка ножовки с ручкой из черной изоляции, которым мать разделывает рыбу.
– - Получи!
– - А-а-х-х... хр-р-р... х-х-х...
Однако ему не приходиться сказать ни отрепетированных слов, ни полоснуть по ненавистному кадыку. Держа за спиной уже приготовленный нож, Леня выходит на сцену в тот момент, когда отец, в очередной раз стоя на коленях, обшаривает пол в поисках очков, а мать кричит Валентине незнакомым голосом:
– - Кипятком ошпарю подонка! Утюгом голову проломлю, алкоголику твоему!
– - Молчать, хуна жидовская!
– - командует подводник, вырываясь из опутавших его, как паутина, рук Валентины.
Ленчик бьет врага сзади и не в шею, а в поясницу, когда капитан второго ранга пытается оттолкнуть жену. Но ахает и хрипит он почти как на репетициях.
– - Ах-х-х, х-р-р!
Задохнувшись, он начинает валиться на продолжающую хватать его за руки жену.
От бешенства у Ленчика пропадает дар речи, но появляется неведомая доселе прозрачная легкость мыслей и движений. Забыв о липком от крови ноже, он, разбросав руки, отводит ногу в китайских кедах "Два мяча" и бьет по перекошенной от ужаса физиономии подводника с той же силой, с какой, бывает, лепит по мячу, когда играет с дворовыми пацанами два на два в гулком подъезде их дома. Голова с хрустом сворачивается на сторону.
Оторвавшись, наконец, от Валентины, капитан, разбрасывая табуретки, рушится на пол, и левая нога его начинает мелко и как бы независимо от остального тела дрожать.
– - Уби-и-и-ли, уби-и-или!
– - истошно вопит Валентина, стоя в быстро растущей луже крови.
До суда Леню отправляют в психушку на улице Свердлова.
– - Мой сын в сумасшедшем доме, -- тупо повторяет Ольга Николаевна, -Мой сын в сумасшедшем доме.
– - Оля, Оля, -- молит ее Александр Мойсеевич, утирая текущие по небритым щекам слезы.
– - Он не сумасшедший, я знаю, что он не сумасшедший.
– - Тем хуже для него, -- делает верный вывод Ольга Николаевна.
В мутном хаосе, в какой сливается все окружающее ее, перед Ольгой Николаевной появляется деканская жена Екатерина Михайловна.
– - Оля, дорогая, поверьте мне, я очень сочувствую вашему горю, -Екатерина Михайловна берет Ольгу Николаевну за руки.
– - Катя, вы можете мне как-то помочь?
– - она впервые называет ее по имени.
– - Может быть, вы кого-то знаете?
– - Оля, я просила мужа найти адвоката, может быть кого-то, кто читает на юрфаке, но есть еще одна вещь, которую вы должны сделать.