Кровная месть [СИ]

Сартинов Евгений Петрович

— Отпусти дочку! — закричала она.

— Вспомни все и всех, у кого она может быть?

И он положил руку на горло девочки.

ГЛАВА 9

Следующие два часа Астафьев провел в московских пробках. Столица, словно нарочно, издевалась над ними. Николаев пытался проехать к центру города всеми возможными маршрутами, но неизменно оказывался в хвосте очередного мертвого каравана ревущих

машин. И для Юрия это было испытанием, а Василий вообще психовал, как никогда.

— Как меня заколебала эта блатота московская!

— В смысле? — не понял Юрий.

— Да ты посмотри на них, — опер ткнул пальцев влево от себя, — одна крутизна дороги забила. Почему в Москве пробки? Потому что всем этим понтам стремно ездить в метро, не престижно! А нам, тем, кому нужно работать, приходиться из-за этого страдать.

Юрий посмеялся, а московский опер все поглядывал на часы, все, что-то, прикидывал.

— Ты что, куда-то опаздываешь? — понял Юрий.

— Ну да, надо было еще заехать к вдове ювелира, задать пару вопросов. Это тут совсем близко. Но, сначала тебя довести до дома.

— Да ладно, я могу и на метро, мне то чего понтовать? Где тут ближайшая станция.

— Да в том то и дело, что ее тут близко нет. Тут и на маршрутке ехать до метро с полчаса.

— Ну, давай, заедем к твоей вдове, тебе правду надо задать два вопроса? Не больше?

— Ну да.

— Тогда поехали, что ждать.

Василий с видимым облегчением свернул в ближайший переулок, и так, дворами и переулками, добрался до нужного дома. Это была обычная пятиэтажка хрущевских времен. Юрий машинально, вслед за ним, так же вышел из машины.

— На втором этаже они живут, — пояснил Василий, словно извиняясь за причиненные неудобства, — мы это, тут быстро управимся.

Они вошли в подъезд, поднялись на второй этаж, и увидели, что лестничная площадка буквально забита людьми. Человек десять стояли на ней с расстроенными и растерянными лицами, один из них терпеливо жал на дверной звонок.

— Вы к кому, товарищи? — сразу спросил Василий.

— Мы к Арбузовым, на похороны приехали, — сказал самый пожилой из них.

— Приехали с полчаса назад, звоним, никто что-то не открывает, — пояснил еще один из родственников.

Опера переглянулись, Василий торопливо достал мобильник, начал кому-то звонить, потом спросил родню: — Может, она ушла куда-нибудь?

— Да, Аня то могла уйти, но мать ее всегда дома, — возразил пожилой. — Она инвалид, в коляске по дому катается.

— Да это точно, — пробормотал Василий.

Николаев пару минут послушал длинные звонки, потом отключил телефон, и снова оглянулся на Юрия.

— Не отвечает.

Астафьев посмотрел на дверь, она, по обыкновению, была железной.

— Может, через балкон, — предложил он.

— Кажется, он у них не застеклен, — согласился Василий.

Они спустились на площадку

между этажами, открыли небольшое окошечко как раз над козырьком подъезда. Василий вылез на этот козырек, потом на толстую, газовую трубу, проходящую как раз под балконами второго этажа, и медленно двинулся вперед, прижимаясь всем телом к стене. Когда он перелез через перила, и, открыв балконную дверь, скрылся в квартире, Юрий вернулся к дверям.

Василия долго не было, потом дверь приоткрылась, показалось его лицо. Уже по нему Астафьев понял, что неприятности у него продолжаются.

— Юр, зайди. Остальные остаются тут! — несколько истерично крикнул Василий загомонившим родственникам.

Через три часа Юрий расписался в протоколе осмотра места преступления как свидетель, и снова посмотрел на часы. Было уже шесть вечера. На кухне истерично плакала мать Андрея Арбузова, ее так и не могли успокоить ни какие лекарства. Действительно, то, что произошло за эти дни, смогло свести с ума кого угодно. В три дня потерять сына, невестку и внучку. Даже такие привычные люди как Шалагин, были потрясены.

— Задушить годовалого ребенка, это что такое, а? — спросил он Юрия еще через полчаса, когда они вышли на лестничную площадку покурить. При этом подполковник почти непрерывно тер свой подбородок.

— Жестокость удивительная, — согласился Юрий. — Чем им помешал ребенок? Рассказать он ничего ни кому не мог, слишком мал.

Особая жестокость убийц была вина во всем. Матери Анны, инвалиду, свернули шею. Саму Анну, привязав к кровати, долго мучили, изрезали ножом весь живот, лицо. Потом, судя по всем признакам, изнасиловали и зарезали. При этом рядом, на одной с ней кровати лежал маленький трупик ее ребенка.

Сверху сбежал Николаев.

— Соседи над ними говорят, что примерно в одиннадцать часов снизу очень громко играла музыка. Пол ходуном ходил, посуда в серванте звенела.

— Им что-то от нее нужно было, — предположил Юрий. — Они не просто так над ней издевались, они ее пытали. Что-то она им должна была рассказать.

На площадку вышел еще один член опергруппы, Олег Ведяхин. Вот его массивное, «римское» лицо казалось невозмутимым. Закурив, Олег сказал: — Знаете, что странно, мужики? В доме нет ни одной видеокассеты.

— Ну, и что? — спросил Шалагин.

— А то, что в доме два видика, один из них ДВД, огромная тумбочка с полками для кассет, но их самих нет.

— Может, не успели еще купить? — предположил Василий.

— Да нет, они там были. Там еще пыль осталась, следы такие пыльные, видно, что они стояли, и давно, но их теперь нет.

Все переглянулись, и двинулись в квартиру. В самом деле, в тумбе под телевизором еще виднелась пыль, что остается после вещей, долго не подлежащих перемещению.

— Кассета? Им нужна была кассета? А какая кассета? — спросил Шалагин.