Кровная месть
Шрифт:
Компания «20–20 Вижн» специализировалась на обличительных документальных фильмах, которые рассказывали о коррупции в строительной отрасли, о нарушениях запрета на торговлю оружием, об утаивании правительством хранилищ для ядерных отходов. Они собрали множество всевозможных наград, а три года назад даже номинировались на «Оскар» за короткометражку о продаже русским террористам ядерного оружия.
Аманда утаила от Майкла Теннента всю правду о документальном фильме, над которым они сейчас работали. Сказала, что это будет честный взгляд на методы современной психиатрии и психотерапии. На самом деле у их картины была другая цель: они хотели показать, как психотерапевты могут искалечить жизнь человеку; весь мир нынче буквально подсел на психотерапию, а так называемые врачи имеют немалую власть над своими пациентами. Да, они обрели власть даже над их жизнью и смертью.
Аманда прошла к себе в кабинет и, встав возле рабочего стола, принялась перебирать стопку конвертов. Вообще-то, на кабинет это помещение походило мало: тесная комнатушка с грязным окном, выходящим прямо на пожарную лестницу. Аманда, однако, оживила интерьер двумя эротическими литографиями Эгона Шиле и рекламными постерами двух предыдущих фильмов компании, в создании которых она участвовала: один рассказывал о нечистоплотных фармацевтах, не пропускавших на рынок новое средство от язвы желудка,
Лулу вошла следом за ней:
– Ну и как оно – второе свидание?
Вопрос повис в воздухе.
Аманда протиснулась к своему стулу и села; стул при этом издал дребезжащий звук – в сиденье перекосилась какая-то пружина.
– Это было не свидание, – пробормотала она наконец, стуча по клавиатуре: надо проверить электронную почту.
Лулу с вызывающим видом стояла перед ее столом, уперев руки в бока.
– Значит, не свидание? А что же тогда?
– Просто рабочая встреча.
– Ну-ну, ты можешь говорить мне что угодно. Однако выражение твоего лица свидетельствует совершенно об ином. И что, в прошлый раз у тебя тоже была просто рабочая встреча?
– Нет, тогда мы ходили в театр. Я согласилась пойти с Майклом только потому, что прежде никогда не была в «Глобусе», – пояснила Аманда.
– А вчера ты пошла в «Баклажан», потому что прежде никогда не была в ресторане?
В папке «Входящие» Аманда увидела письмо от Майкла Теннента. Но не открывать же его при Лулу. Она мысленно приказала ассистентке уйти из кабинета.
Однако та не унималась:
– Между прочим, этот мужчина очень тебе подходит.
– Откуда ты знаешь? Ты ведь даже ни разу его не видела.
Теперь Лулу по-настоящему ее раздражала. Аманде хотелось как можно скорее прочитать письмо.
– Он старше тебя. А ты лишилась отца, когда была еще совсем малышкой, причем твоя мать так больше и не вышла замуж. Ты подсознательно ищешь мужчину-отца.
– Лулу, отстань от меня, а? Скоро люди приедут, а у меня еще ничего не готово.
– Да, ну и неделька у тебя выдалась, просто жесть! В понедельник – церемония награждения в Британской академии кино и телевидения. Вечером во вторник – любовные похождения с психотерапевтом! Давай я тебе сделаю глазную ванночку. Ты ведь не хочешь, чтобы посетители подумали, будто ты провела бессонную ночь, готовясь к встрече с ними?
С этими словами Лулу вышла из комнаты, улыбаясь во весь рот.
Аманда достала черновой вариант сценария. В фильме предполагалось рассказать о том, что использование фермерами пестицидов может привести к экологической катастрофе. Она прочитала первый абзац.
А потом открыла послание от Майкла Теннента. Он отправил его час назад, и оно было совсем коротенькое: «Я не видел тебя целых четыре часа и очень соскучился».
21
Иногда, сидя поздно ночью у себя в кабинете за монитором компьютера, Томас Ламарк воображал, что на него светят лучи тропического солнца.
Он представлял себе, каково бы это было – отправиться во Флориду, в Клируотер-Спрингс, в гости к своему другу Юргену Юргенсу, которого он никогда не видел, хотя и играл с ним в шахматы по Интернету. Он даже не представлял себе, как этот человек выглядит.
Сегодня он послал ему письмо по электронной почте.
Юрген!
Спасибо Вам за добрые слова о моей матери, они очень меня утешили. Я и не представлял себе, как ужасно мне будет без нее. Я всегда боялся, что если мама умрет, то я буду тосковать по ней, но все оказалось гораздо хуже. Мама словно бы являлась буфером между мною и пропастью забвения: пока она была жива, между мною и небытием стояло целое поколение, а теперь там ничего нет.
Меня постоянно терзает чувство вины – был ли я хорошим сыном? В глубине души я знаю, что не был. Я мог бы делать гораздо больше для того, чтобы мама была счастлива. Теперь мне остается только попытаться искупить свою вину всеми доступными способами.
Боюсь, маме уже все равно, но, по крайней мере, это поможет мне смириться со своей утратой.
Честно говоря, я нынче очень зол. А все из-за того, что могила моей матери пребывает в ужасном состоянии. Сегодня вечером я ездил на кладбище, хотел сообщить ей кое-какие хорошие новости, и вид ее могилы меня просто потряс. Нельзя так относиться к человеку только потому, что он мертв.
К сожалению, пока там нет памятника (мне объяснили, что сразу ставить нельзя, так как земля должна осесть). Но неужели могила сама по себе должна иметь такой жуткий вид? Я увидел большой уродливый холмик. Он вовсе не похож на могилу, скорее на перекопанный земельный участок. Я собираюсь серьезно поговорить с работниками кладбища.
Я не допущу, чтобы моя мамочка лежала в грязи, словно какая-нибудь картофелина.
Я встретил на кладбище какого-то бородатого придурка (Вы понимаете, о ком я говорю, – этакий невоспитанный тип в теплой куртке и сандалиях на босу ногу), который стал мне объяснять, почему принято рыть такие глубокие могилы: якобы разложение человеческой плоти опасно с точки зрения распространения инфекций. Выделяются всякие там химические вещества, газы и бактерии. В некоторых почвах должно пройти больше сотни лет, прежде чем труп перестанет быть угрозой для здоровья окружающих.
Меня это его заявление покоробило. Она – моя мать. Я хочу думать о ней как об уважаемом человеческом существе, а не о разлагающемся трупе и угрозе для здоровья, черт побери.
Вероятно, теперь быть мертвым некорректно с политической точки зрения. Если ты мертв, то непременно оскорбляешь этим какое-нибудь очередное меньшинство.
Мы живем в странном мире.
22
23 июля 1997 года, среда
Единственный настоящий друг, который был у меня, теперь мертв. В этом доме словно бы погас свет.
Джастин Флауаринг в сауне все еще жив. По крайней мере, он подает признаки жизни, если только это можно назвать жизнью. Прежде он хныкал, но теперь молчит. Я не чувствую к нему той жалости, которую испытывал к Тине Маккей. Возможно, я становлюсь черствым.
В этой комнате холодно. Но в холоде есть своя красота. Равно как и в том предмете, что стоит сейчас передо мной на столе. Да, красота. И сила. И еще знание и мудрость. Эта машина необычайно умна. Компьютеры непременно
Первого зовут Шайам Сундаралингам, а второго – доктор Теренс Гоуэл. Знаете, почему у врача такая странная фамилия – Сундаралингам? Да потому, что он по национальности тамил. В Индии полным-полно тамилов, а вот в Англии они встречаются значительно реже.
Я, кажется, не упоминал прежде, что имею большие способности к подражательству. Бывало, я часами развлекал мамочку, подражая голосам персонажей фильмов и сериалов. Ей это очень нравилось. Стоит мне один раз услышать какой-либо голос – и пожалуйста, я запросто могу его воспроизвести. Наверное, я смог бы сделать карьеру пародиста. Как тот парень на телевидении, никак не могу вспомнить его имя. Но теперь уже поздно.
Вообще-то, у меня бывают проблемы с памятью, причем я не могу объяснить это усталостью. Я забываю все подряд – имена, события, то, что собирался сделать. Иногда создается такое ощущение, будто выпадают целые временные отрезки. Однако случаются периоды, когда у меня с памятью полный порядок.
Вот такие пироги.
Электронный мир создает свою собственную реальность – и в этом его особенность. Если в компьютере сказано, что мы существуем, значит так оно и есть! Мы существуем благодаря записям о нашем рождении и выдаче водительских прав, банковским счетам и кредитным историям, штрафам за нарушение правил дорожного движения и налоговым декларациям. Сегодня наши биологические тела – всего лишь телесные «копии» электронных записей о нас. Мы переходим из эпохи человека биологического в эпоху человека цифрового.
И новые технологии очень легко использовать для создания нового человека. Предельно просто. Тут любой начинающий хакер справится. Внесите данные о новом персонаже в электронную базу. Не забудьте придумать ему убедительную кредитную историю, указать, в каких учебных заведениях он получал образование, где лечился. Для пущего правдоподобия добавьте парочку штрафов за превышение скорости – и вот вам пожалуйста: полноправное человеческое существо, которое впредь может по своему усмотрению распоряжаться деньгами на банковском счете, регистрировать автомобиль, заводить кредитки, приобретать телефон.
Да вообще делать все, что угодно.
Например, всего несколько дней назад не существовало никакого доктора Шайама Сундаралингама из Челтнема, равно как и его пациента, доктора Теренса Гоуэла.
А сейчас, в среду, 23 июля, в 3:30 ночи, родился доктор Теренс Гоуэл, гражданин США. Это вполне уважаемая личность, ему тридцать восемь лет, он родственник знаменитого британского астронома сэра Бернарда Лавелла, сотрудник Исследовательского института Скриппса; раньше он преподавал астрономию в Массачусетском технологическом институте и был членом Особого президентского консультативного комитета по поиску внеземного разума, учрежденного Рональдом Рейганом.
В 1993 году журнал «Нэйчер» опубликовал его статью, где убедительно доказывалось существование внеземных цивилизаций.
Последним принадлежавшим ему в США автомобилем был «инфинити» 1994 года выпуска. В январе 1995 года доктор Теренс Гоуэл был оштрафован за нарушение правил парковки, штраф оплатил сразу же. В июне 1995 года он переехал в Великобританию, куда его пригласили на должность консультанта в новой секретной службе – Центре правительственной связи по прослушиванию и мониторингу.
Гоуэл вдовец: в 1993 году его жена Ли погибла в автокатастрофе, за рулем автомобиля в тот день сидел он сам.
В настоящее время доктор Теренс Гоуэл проживает в Челтнеме. Он не чужд благотворительности: в декабре 1995 года подписал с Королевским фондом по исследованию онкологических заболеваний договор, по которому обязуется в течение пяти лет перевести на его счет пожертвования в сумме шести тысяч фунтов.
Теренс Гоуэл вступил в местный шахматный клуб и приобрел шестнадцатиклапанный «форд-мондео». Этот автомобиль классом ниже «инфинити», но зато прекрасно подходит для узких глостерширских дорог.
А еще доктор Гоуэл недавно подал заявление о приеме в Менсу [6] , его ай-кью составляет 175 (тут я проявил излишнюю скромность – мой собственный ай-кью выше).
Адрес электронной почты Гоуэла: [email protected]
У него есть свой собственный веб-сайт в Интернете.
Теренс Гоуэл – один из тех людей, кто мог бы стать моим добрым другом. Уверен, что он сослужит мне хорошую службу. Но сначала я должен окончательно убедиться, что этот человек мне подходит. Я подвергну его самому важному испытанию.
Подброшу монету.
6
Менса – крупнейшая, старейшая и самая известная некоммерческая организация для людей с высоким коэффициентом интеллекта.
23
Майкл ехал по обсаженной рододендронами подъездной дорожке Шин-Парк-Хоспитал, а радиоприемник в «вольво» играл «Georgia on my Mind» [7] .
Время близилось к половине девятого. Песня еще звучала, когда доктор въехал на парковку, а потому он не выключал зажигание, желая дослушать до конца. Однако на всякий случай закрыл окно, чтобы коллеги не спрашивали, почему он не выходит.
Майкл гадал, прочла ли Аманда его письмо. Наверное, глупо было посылать его.
7
«Джорджия в моих мыслях» (англ.) – американская песня, написанная в 1930 году Хоги Кармайклом и Стюартом Горреллом; с 1979 года официальный гимн штата Джорджия.
Он сделал это под воздействием момента. Он действительно тогда скучал по ней… да и теперь очень скучает.
И Джорджия тоже была в его мыслях. И не только в мыслях, его сердце билось в ритме песни. Неторопливый хрипловатый голос Рэя Чарльза болью отдавался в груди Майкла.
Утро выдалось отличное. Аманда поставила вчера компакт-диск с записью этой песни, пока они сидели и разговаривали. Майкл не слышал ее уже лет двадцать, наверное, а вот теперь – во второй раз за несколько часов. Может быть, это знамение?