Кровник
Шрифт:
Проснулся я оттого, что автобус остановился. Небо за окном потемнело — солнце краешком коснулось горизонта, и алая полоса заката била в глаза пугающим пожарным заревом. Во рту было сухо, я облизнул запекшиеся губы, потянулся было за последней бутылкой пива, покоившейся в сетке сиденья напротив, и замер.
Рядом с водилой стояли трое вооруженных чеченцев. Мне стало нехорошо — крепко зажмурив глаза, я помотал головой. Не сон ли это? «Духи» были экипированы как положено — на каждом разгрузка со всеми прибамбасами, за спинами — «мухи», в руках автоматы с «ПББС», [3] на головах шелковые черные косынки.
3
«ПББС» — прибор
Я еще раз зажмурился и ущипнул себя за бедро. Видение не проходило. Господи! Откуда же вы здесь, орлы?! На российской территории, за сотни верст от Чечни?
— Всем оставаться на местах! — с типично чеченским прононсом распорядился один из троицы — здоровенный бородатый мужик с горбатым носом. Помимо косынки, его лоб украшала зеленая лента с арабской вязью. — Кто дернется, расстреляю как собаку. — И скомандовал водиле, мотнув стволом в его сторону:
— Давай, поворачивай руль направо.
Водитель не дурак, перечить не стал — автобус тронулся с места и свернул на грунтовку, убегавшую от шоссе в лесополосу. Пассажиры безропотно молчали, не делая попыток протестовать. Какой-то шепоток было возник на задних рядах, но лентоносец зыркнул туда ястребиным взором, и в салоне воцарилась зловещая тишина.
Что ж, к чеченскому диктату у нас привыкли — они до войны давили русаков, где могли, своим превосходством; угнетали, обирали, издевались — это у нас в порядке вещей. Так что сейчас, в самый разгар чеченской бойни, неожиданное появление «духов» на российской территории никого в состояние шока не повергло — в истерику никто не впал и героических бросков грудью на автомат не совершал.
Автобус неторопливо передвигался по грунтовке, петлявшей меж посадок, и вскоре шоссе скрылось за кронами деревьев. Придя в себя, я аккуратно выдернул из рук онемевшей Светланы ридикюль, достал маникюрные ножницы и слегка надрезал обивку сиденья. — Затем я извлек из кармана куртки наши документы, путевки и засунул их под обивку, постаравшись продвинуть как можно дальше, чтобы не прощупывались при поверхностном осмотре. Избавившись от документов, я немного расслабился и даже рискнул высунуться в проход, чтобы повнимательнее рассмотреть захватчиков. Если они помимо тривиального грабежа начнут выяснять, кто есть кто, и найдут наши документы — я в этом автобусе буду первым кандидатом в покойники. Открыв обручальным кольцом бутылку пива, я приготовился пролить содержимое на сиденье: если чехол будет залит, «чехи» почти наверняка не станут его детально рассматривать. Они в этих вопросах крайне щепетильны, чистоплюи хреновы…
Через некоторое время автобус остановился. Выглянув в окно, я обнаружил, что в расположенной неподалеку рощице стоят два тентованных «Урала», возле которых расхаживают десятка полтора вооруженных «духов».
«П…дец, приехали», — зафиксировало сознание праздную мысль.
— Приехали! — подтвердил здоровенный лентоносец и коротко приказал:
— Всем выйти на улицу! Вещи оставить в салоне. Кто не выйдет, пристрелю как собаку!
Пассажиры покидать салон не торопились. Люди передвигались нехотя, несмотря на понукания нервно покрикивающих боевиков, стоящих у двери. Я незаметно вылил пиво на сиденье и теперь стоял враскорячку, ожидая, когда можно будет вылезти в проход.
Поскучав с полминуты, боевик-лентоносец скорчил страшную рожу и гнусаво пообещал:
— Я, бля, вижу, вы ни черта не торопитесь, идиоты! Считаю до двадцати — кто не успеет выйти, расстреляю как собаку! — И для пущей убедительности два раза выстрелил из автомата вверх, продырявив крышу «Икаруса». — Раз, два, три… —
— Внимание сюда! — громогласно объявил здоровенный «дух». По всей видимости, он командовал акцией — его слушались. — Мы, солдаты свободной Ичкерии, производим изъятие ценностей для организации борьбы с российскими оккупантами! После этого будете свободны. Мы не желаем вам зла, но жестокая необходимость поставила нас в такие невыносимые условия, что мы вынуждены пойти на экспроприацию! Поэтому прошу понимать правильно: при сопротивлении — расстрел на месте…
А в это время боевики уже разделились на три группы: первая расставляла пассажиров лицом к автобусу, руками на борт, и сноровисто производила обыск, вторая забралась в салон и принялась ковыряться в оставленных там личных вещах, а третья распаковала багажное отделение и по-хозяйски копалась в сумках и чемоданах, откладывая в сторону то, что, по бандитскому мнению, могло послужить на благо борьбы с российскими оккупантами.
Дивясь организованности захватчиков и красноречию их командира, я обратил внимание на то, что настала и наша очередь: добравшись до стоявшей рядом со мной Светланы молодой сухощавый «чех» с зеленой косынкой нa голове очень резво (этакий живчик) начал обыскивать мою жену, моментально забрался к ней под юбку и задержал там руку, плотоядно озарившись жадным взором.
Горячая волна ненависти ударила мне в голову: с трудом сдержавшись и подавив естественное желание зарядить живчику в репу, я ухватил его за руки, подтащил к себе и, фиксируя захват, громко произнес, выговаривая каждое слово:
— Эй, вайнах! У тебя знамя пророка на голове! И ты во время газавата лапаешь женщину?! Аллах тебя за это не похвалит!
Живчик сноровисто освободился от захвата и отскочил назад, быстро переведя автомат из-за спины на меня. Впившись взглядом в палец на спусковом крючке, я присел и напрягся, готовый молниеносно метнуться в сторону от плоскости стрельбы и оттолкнуть Светлану. Хотя в принципе я прекрасно понимал, что долго метаться не придется — ичкерские волки порвут на куски.
Рядом с живчиком неожиданно возник лентоносец — командир боевиков. Ударив по плечу изготовившегося к стрельбе соратника, командир слегка оттолкнул его в сторону и пробормотал по-чеченски:
— Тебе что, не терпится? Подождать не можешь, а? Делом займись!
Живчик злобно зыркнул на командира, но смолчал, а я сделал вид, что ничего не понял — ребята могут заинтересоваться, откуда это такой шустрый пацан, почти лысый и сильно загорелый, да еще понимающий чеченский язык.
— Та-а-ак! — командир «духов» приблизился и некоторое время внимательно рассматривал меня, раскачиваясь с пятки на носок и поглаживая кинжал на правом бедре. «Ну вот, началось, — с тоской зафиксировало сознание, а тело начало медленно разворачиваться вправо, чтобы поудобнее долбануть левой ногой на уровне диафрагмы — таким ударом я ломаю сосновую плашку толщиной в 10 см. — Куда ты, тело! — Я вернул ноги на исходное положение и с сожалением констатировал, что еще не выпал из режима «война», не успел перестроиться в стадию нормального мирного регулирования. — И, наверное, уже не успею», — огорченно констатировало сознание.
— А ты почему такой ловкий, э? — поинтересовался наконец командир «духов», просканировав взглядом мою персону. — Ты почему такой загорелый и стриженый? Э? Ты офицер, да?
На что я тут же, не моргнув глазом, соврал:
— Да какой, в задницу, офицер! Пастух я, бляха, — коров пасу в Ипатово. Тифом токмо что переболел — вот оттого и лысый.
— А откуда ты про газават знаешь? — подозрительно прищурился командир боевиков. — Про знамя пророка, э? Ты для пастуха что — то больно шустрый…