Кровное родство. Книга вторая
Шрифт:
– Вначале он не собирался воспользоваться своим правом на него, чтобы не огорчать меня, – не слишком убежденно ответила Миранда. – Но в конце концов решил, что не может себе позволить подобного сентиментального великодушия.
– И, разумеется, это тебя огорчило.
– Честно говоря, Фредди, Адам вполне заслуживает такого вознаграждения. Сомневаюсь, что без него я сумела бы сделать „СЭППЛАЙКИТС" открытой.
– Адам – квалифицированный юрист, – заметил Фредди, – но, тем не менее, поставил свое имя на проспекте, где говорится, что в него включена вся финансовая информация, но на самом деле, оказывается, существует пятнадцатипроцентный опцион, о котором там даже не упоминается и о котором мне никто ничего не говорил. –
Все в офисе Миранды заметили ледяную холодность, неожиданно наступившую во внешне безупречно корректных отношениях между нею и Адамом. Никто не знал истинной причины этой перемены, но Миранда чувствовала себя одинокой и покинутой.
На следующее утро после разговора с Адамом, во вторник, она развернула отпечатанный на розовой бумаге номер „Файнэншл таймс", поданный ей на подносе вместе с завтраком. Акции „СЭППЛАЙКИТС" поступили в продажу на Лондонскую товарную биржу, и их цена поднялась уже до тридцати трех шиллингов за штуку.
Наливая себе кофе, Миранда подумала, что теперь каждый ее день будет начинаться с выяснения котировки акций. Она больше не являлась владелицей „СЭППЛАЙ-КИТС": она была генеральным директором и крупнейшей держательницей акций акционерного общества открытого типа.
На мгновение в глазах Миранды зажглись искорки. Младшая сестренка, остававшаяся в течение всех лет своего пребывания в детской третьим номером, на который никто не обращал особого внимания, теперь, в возрасте двадцати шести лет, сделалась номером один в мире бизнеса. Она была одной из немногих женщин в Великобритании – да и во всем мире! – достигшей всего, что имела, собственными силами. Ей вспомнились ее детские безуспешные попытки бороться за равенство, и она подумала: интересно, что скажут сестры, когда до них дойдут эти новости. И к черту равенство!
Она безумно захотела разделить свое ликование с Адамом. Ее так мучила возникшая между ними холодность! Наверное, ей не следовало вести себя столь агрессивно. В конце концов, она же сама согласилась предоставить Адаму опцион, когда просила его войти в ее компанию; он потребовал лишь то, что принадлежало ему по праву.
Миранда повернула голову на стук в дверь. Вошла ее экономка, держа в руках медную птичью клетку в викторианском стиле. В клетке сидел голубь, а к колечку наверху была привязана оливковая ветвь с серо-серебристыми листьями.
Миранда нетерпеливо разорвала поданный ей конверт и прочла то, что было написано на карточке угловатым почерком Адама: „Могу ли я сегодня вечером попросить у тебя прощения?".
Откинув простыни, Миранда вскочила, взяла клетку и поставила ее на окно. Она засмеялась, глядя, как голубь стремительно взмыл над каштанами, на которых уже набухали и начинали зеленеть большие тугие почки.
Вечером Миранда взбежала по лестнице из спальни в гостиную; ее сердце бешено колотилось в груди, дыхание перехватывало.
Адам в белом смокинге стоял у окна. Когда он обернулся, глаза у него расширились от удивления:
– Дорогая, ты одета или
На Миранде было прозрачное платье из кремового шифона, наподобие греческих туник, и сандалии из золотых ремешков, которые, оплетая всю голень, завязывались у самых колен.
– Разумеется, я одета. Это творение Зэндры Роудз.
– Это платье создано специально для того, чтобы его снимать, – Адам обнял Миранду за плечи, ощущая сквозь тончайшую ткань тепло ее кожи. Когда он прижал ее к себе, она вдохнула запах его тела и почувствовала его возбуждение. – Как мне тебя не хватало! – шепнул он ей на ухо, а руки его тем временем медленно скользили вниз по ее спине, пока не легли на ягодицы, плотно накрыв их ладонями.
Изголодавшаяся Миранда жадно прильнула к нему; ее ноги подкосились, и, так и не разжимая объятий, оба опустились на пушистый кремовый ковер, чтобы, не произнося ни слова, слиться в еще более тесном объятии.
К тому моменту, когда за окнами стало чуть-чуть светлее, Миранда совсем потеряла ощущение реальности. Она не понимала, во сне все это происходит или наяву, спит она или бодрствует: единственным, что она чувствовала ясно, было тело Адама, прижимающееся к ее телу, и острый, отдающий миндалем запах любви. В последних отсветах угасающего огня в намине она слабо различала его лицо.
– Исключительно возбуждающая мысль, – сонным голосом произнес наконец Адам.
– О чем ты?
– Ну, как же – сознавать, что ты в постели с миллионершей, которая сделала себя таковой собственными руками.
– Но мы ведь не в постели, дорогой.
– Тогда давай быстренько переберемся туда. Мы с тобой проделали еще не все, на что способны.
Суббота, 19 августа 1967 года
Солнце безжалостно палило и без того уже обожженную красную землю Прованса, но в летнем салоне сарасанского замка было прохладно. На полу валялась доска для записи счета игры в скрэббл. Она свидетельствовала, что в этом году Элинор пока что удалось переиграть Шушу всего лишь в семнадцати партиях против ста сорока семи. Миранда, в черных льняных шортах и топике с обвивающей шею петлей-хомутиком вместо бретелей, лежала, задрав ноги, на терракотовой софе, наслаждаясь бездельем. Зевнув и потянувшись, она подумала: ах, если бы вот тан проваляться до завтра… нет, до следующей недели.
Дивиденды „СЭППЛАЙКИТС за истекшее с момента ее основания время составили семь процентов – отличный результат, но все-таки Миранду мучила мысль о том, что ради него ей пришлось совсем забросить „КИТС". После превращения „СЭППЛАЙКИТС" в открытую компанию аналитики, вкладчики и конкуренты следили за ней с пристальным вниманием, и без того измотанная работой Миранда обнаружила, что свободного времени у нее стало еще меньше, чем раньше: теперь ей все дни напролет приходилось заниматься делами, целью которых было информировать и обнадеживать нынешних и будущих акционеров. Она готовила официальные информационные сообщения, устраивала презентации, появлялась на деловых ленчах, а еще приходилось выкраивать время для встреч с представителями финансовой прессы. Измученная, загнанная Миранда чувствовала себя выжатой как лимон; ей казалось, что она превратилась в какую-то машину для бизнеса, которую, однажды запустив, забыли выключить.
Миранда вдохнула густой аромат лилий. Ей было слышно, как в комнате позади бара негромко разговаривают Элинор и Шушу. Они неторопливо добрались до летнего салона, уселись, и тут же вошла горничная с чайным подносом.
– Сандвичи с огурцами, – одобрительно кивнула Шушу, – и шоколадные эклеры.
Миранда снова зевнула.
– Просто не представляю, Шушу, как ты можешь впихивать в себя еще хоть что-нибудь после этих огромных, вкуснющих французских ленчей. Все остальные еще трудятся на теннисном корте.