Кровные узы (Hellraiser: Bloodline)
Шрифт:
Дворец грёз.
Париж — 1996 год.
Приемная и кабинет где 200 лет назад расправились с Филиппом теперь обустроены на современный лад. Жак и Анжелика по-прежнему там, словно никуда и не уходили. Поменялась только их одежда и прически. Демонесса не постарела ни на день. Она все так же обворожительна и грациозна, вот только на смену прежней энергии и радости жизни, свойственной ее натуре, пришла пепельная грусть. Жак — все тот же юнец девятнадцати
— Хочешь знать, за что я больше всего тебя ненавижу?
— Хочешь знать, за что я больше всего тебя ненавижу, повелитель? — с трудом проговаривает юноша, давясь пережеванным мясом.
— Повелитель. Разумеется… У тебя напрочь отсутствуют амбиции. Два века минули словно день. Ты снискал славы? Нет. Получил власть, влияние в обществе? Нет. Ты даже…
Жак проглатывает последний кусок, залпом выпивает бокал вина и громко рыгает.
— Заткнись, тварь.
Анжелика останавливается на полуслове и послушно умолкает.
— Посуду вымой.
Демонесса хлопает в ладоши, и неведомая сила сковывает стол. Через мгновение остатки еды на тарелках исчезают, а сама посуда и столовые приборы сверкают белизной. Жак достает из серебряного портсигара сигарету и касается фильтра жирными губами.
— Огня.
Снова хлопок. Кончик сигареты вспыхивает голубыми искрами. Огонек пламени оживает на нем. Жак делает долгую, глубокую затяжку и с раздражением смотрит на Анжелику.
— Ну, а теперь на колени, как собака, — устало произносит юноша, небрежно махнув рукой. — Проси… Нет, не так… Умоляй меня причинить тебе боль. Умоляй нежно.
Тлеющий пламень ненависти в глазах демонессы — единственный акт неповиновения, который та может себе позволить. Нет такой силы во вселенной, которая способна помешать ей выполнить приказ хозяина. Жак с дьявольской усмешкой подходит к ней и заносит руку для первого удара…
Апартаменты семьи Мёрчантов.
Днем гостиная хорошо освещена. Свет проникает сквозь ряды огромных окон, тянущихся от пола до потолка. Бобби и Джон сидят за столом в кухне и завтракают. Джек самозабвенно мастерит что-то из конструктора в противоположном уголке комнаты. Бобби время от времени присматривает за ним, параллельно разговаривая с мужем.
— Выглядишь ужасно, — после минутного молчания произносит девушка, залив молоком кукурузные хлопья.
— Я тоже тебя люблю, — печально улыбается Джон.
— Мне страшно. Ты должен пойти к врачу.
— Из-за кошмаров? — задумчиво произносит юноша, отправляя в рот порцию хлопьев. — Думаешь, я не пытался? Они преследуют меня всю жизнь.
— С каждым разом они становятся хуже, — напирает Бобби. — Во всем виновата твоя чокнутая бабка…
— Достаточно, Бобби! Она была чудесной
— Чудесной? — усмехается девушка. — Скорее уж чудной. Такого тебе наплела. Про твою семью, про ваше предназначение. Она компостировала тебе мозги много лет, Джон.
— Все не так просто. Во сне я вижу нечто, не похожее на картины прожитого дня. Это даже не сны, а обрывки чьих-то воспоминаний и они преследуют меня повсюду, даже в моих изобретениях. Все что я создаю, приходит оттуда, словно кто-то направляет меня…
Он запинается, не в силах объяснить.
— Я не хочу видеть, как ты страдаешь, — упавшим голосом произносит Бобби. — Хочу, чтобы мы были счастливы.
— Все в порядке, — шепотом произносит Джон. — Наверное, кошмары усилились из-за стресса. Если бы не вечерний банкет… Ты же знаешь, как я ненавижу все это помпезное дерьмо с вручением статуэток.
Бобби улыбается и берет его за руку.
— Тогда завязывай с гениальными изобретениями.
— Я не гений. Сомневаюсь, что вообще достоин этой награды.
В ответ жена берет со стола глянцевый журнал и, стремясь доказать обратное, кладет его на тарелку прямо перед носом Джона.
— Эй! Я же не утверждаю, что хуже других. — Он раскрывает журнал на статье посвященной его недавней работе. — Просто мне есть, куда расти. Хочется создать нечто совершенное.
Дворец грёз.
Такой же журнал за океаном рассматривает и Анжелика. На обложке фотография Джона Мёрчанта — успешного американского инженера. Джон стоит на фоне величественного холла одного из Нью-Йоркских небоскребов. Стены массивного зала (тот самый зал, который был показан в конце третьего фильма) украшены квадратными модулями, выполненными в форме геометрических фигур, украшенных золотистыми линиями, расположение которых повторяет узоры с граней «Конфигурации плача». Заголовок французского издания гласит: «La Nouvelle D'ecor Americain: John Merchant et su Chef de l'Oeuvre».
Взгляд демонессы прикован к лицу Джона. Ее тонкие пальцы скользят по глянцевой обложке.
— Повелитель игрушек, — шепотом произносит она. — Наконец, возможность… причина…
Дверь со скрипом открывается. Вальяжной походкой в кабинет заходит Жак. Анжелика украдкой кладет журнал на стол обложкой вниз.
— Я места себе не нахожу в этой тюрьме и ты тоже скучаешь. Хочешь отправимся в путешествие?
— Мы путешествовали, — ворчит себе под нос юноша, не глядя на девушку. — В Индии были.
— Это было в 1949 году! Сейчас популярна Америка.
— Пошла она в жопу. Только и болтают о том, как выиграли Вторую мировую для нас.
— В таком случае прошу разрешения тебя покинуть и уехать в Америку.
— Нет.
— Коротко и ясно. Надеюсь, это твое последнее слово?
— Да.
— Хорошо.
Что-то в ее голосе настораживает Жака. Юноша словно просыпается ото сна и обращает тревожный взор на демонессу.
— Жалкий человечек. Два века назад ты заверил меня, что не допустишь ошибки своего учителя.