Кровные узы
Шрифт:
Эдуардо застонал, как будто его внезапно поразила боль.
— Но если я останусь, ты знаешь, что произойдет.
Руки Кэтрин упали. Она перевернулась, зарывшись лицом в покрывало.
Наступило молчание.
— Я так хочу любить тебя сейчас! Это настоящая пытка! — дрожащим голосом прервал он тишину. — Но я должен доказать тебе, что жажду не только твоего тела, должен подождать, пока ты станешь моей женой, и только потом…
— Ты еще не сделал мне предложения! — Кэтрин села на кровати, не скрывая заблестевших слез.
Несколько долгих, пронзительных
— Кэтрин Сара Уорд, согласна ли ты стать моей женой? — торжественно спросил он.
Кэтрин не смогла удержать восторженного вздоха.
— О да, Эдуардо, да! — воскликнула она, улыбаясь мокрым от хлынувших слез лицом.
— Не плачь, mei amor! — Он встал с колена, присел рядом с ней на кровать, поцеловал в опущенные веки, осушив языком соленую влагу. Губы их встретились и задержались в долгом поцелуе, а потом он, на миг отстранившись, вопросительно заглянул в ее сияющие глаза — и решительно откинул покрывало. Кимоно с нее соскользнуло само, а ночная рубашка была снята дрожащими его руками. Она беспокойно поежилась, когда он окинул всю ее взглядом, почти физически ощутимым в своей страсти. Потом рука его резко дернула узел галстука, и Кэтрин тут же приподнялась на коленях, чтобы помочь ему. Теперь, когда все препятствия исчезли, неистовое притяжение друг к другу испепеляло обоих.
Кэтрин догадывалась, что Эдуардо хотел подарить ей самую нежную, самую изысканную близость, на какую только способен мужчина. Но в миг, когда их обнаженные тела впервые слились в одно, он оказался столь же беспомощным, как и она, перед этим чудом единения, не смог сохранить самообладание, подточенное неделями разлуки. От яростных ласк и поцелуев шквал страсти, охвативший их, стал неуправляемым. Этот шквал бесследно унес отчаяние последних недель, поглотил мимолетную боль Кэтрин и поднял их в небеса на волне блаженства, чтобы потом тихонько отступить, оставив после себя ощущение неземного счастья.
— Я не мог ждать. Прости меня. Это все твои слезы, — хрипло сказал Эдуардо. — Кроме того, ты ввела меня в заблуждение…
— Простить? — в изумлении переспросила Кэтрин.
— Я обычно совсем не так… несдержан? Это верное слово?
Кэтрин сделала вид, что отталкивает его.
— Я возражаю против другого слова — против слова «обычно». Знать ничего не желаю о твоих женщинах.
Раскатисто рассмеявшись, он крепко прижал ее к себе.
— Я мужчина, не мальчик, querida. Ты бы хотела, чтобы я был девственником?
Она покачала головой и, чтобы спрятать от него глаза, стала поправлять свои взъерошенные волосы.
Он приподнялся на локте и заглянул в ее затуманенные глаза. На секунду его взгляд задержался на ее губах, а потом он наклонился и нежно поцеловал ее, поглаживая по щеке.
— А вот ты меня обманывала, mei amor, — произнес он с глубочайшим удовлетворением. — У тебя никогда не было любовника.
— Я не обманывала. Я тебе об этом говорила сотню раз! — воинственно уставилась на него Кэтрин. — Услышав наш с
Эдуардо бережно прижал ее к себе.
— Как ты могла любить такого человека? Кэтрин, уютно устроившись в его объятиях, потерлась щекой о его щеку.
— Я только думала, что люблю. На самом деле я не представляла себе, что такое любовь, пока не встретила тебя, Эдуардо.
Тихонько пробормотав что-то, он приник к ее губам благодарным поцелуем, а потом отстранил от себя, заглянув ей в глаза.
— Скажи мне вот что. Тебе казалось, что ты любишь его. Неужели тебе в самом деле никогда не хотелось, чтобы вы стали любовниками?
— Иногда хотелось, — честно призналась она. — Но я не только получила такое же строгое воспитание, как и Исабель, но еще и имела перед своими глазами печальный опыт мамы. Нет, она никогда не читала мне морали. Ей это и не требовалось. Как только у меня появлялось хоть малейшее искушение, я тут же вспоминала о маме. И искушение пропадало.
Эдуардо погладил ее по волосам и слабо усмехнулся.
— А сегодня ты о ней не вспоминала? Кэтрин ошарашенно уставилась на него.
— Господи, нет. Конечно, нет. Я могла думать лишь о тебе.
— Мei amor! — Он снова нежно поцеловал ее и откинулся на подушку, со вздохом блаженства прижав ее голову к своему плечу. — Я возвращался вечером из Лиссабона — и весь мир казался мне пустыней. Жизнь не сулила ничего хорошего, даже надежд.
Кэтрин, обвив его рукой за талию, блаженно вытянулась рядом.
— А сейчас?
— А сейчас у меня есть все, чего только можно пожелать. — У него вдруг вырвался мальчишеский смешок, когда он взглянул на столик у кровати. — Включая, как я вижу, и будильник!
— А что такого замечательного в моем будильнике?
— Просто сегодня, узнав в твоей постели, querida, что такое земной рай, я вовсе не намерен перебираться в свою — до последнего момента.
Кэтрин весело прыснула.
— Хочешь сказать, что в последний момент, то есть на рассвете, помчишься в свою комнату и быстренько разберешь постель, пока не появилась Фернанда?
— Е verdade, — с чувством подтвердил он. — Можешь себе представить ее гнев, если она обнаружит меня здесь?
Кэтрин содрогнулась.
— Не лучше ли тебе уснуть прямо сейчас, чтобы ты смог проснуться вовремя?
— А-а! — Он затрясся от смеха. — Будильник — это всего лишь мера предосторожности. Я не собираюсь спать сегодня ночью, mei итог.
— О! — Кэтрин почувствовала, как запылали в темноте ее щеки. — Я подумала, что ты очень устал.
— Устал, когда ты в моих объятиях? Se Deus quiver, мы еще много ночей сможем спать рядом, — заверил он, повернувшись к ней. — Но эту, первую ночь я хочу бодрствовать до самого рассвета и благодарить Бога за это чудо.