Кровные узы
Шрифт:
— Ну, хорошо, а от кого ты здесь прячешься?
— Может, королеву заинтересует, что у нас в руках находятся еще и пленники с турнира? — не замечая вопроса, продолжил старик. — А вдруг она что-нибудь придумала и уже не так боится нас? Когда ты к ней поедешь? Лучше всего завтра вечером… я с моими людьми пригляжу за дверями Тауэра. Если ты к ночи не вернешься, мы зайдем и спросим про тебя.
Кейн рассматривал покрытые шрамами руки. Почему отец не поехал домой? В Уэльсе все еще неспокойно. Он приехал сюда, чтобы сказать о мертвом Пемброке? Приглядеть
— Что тревожит тебя, глупец?
Резкий вопрос вывел Кейна из задумчивости.
— Ничего… Просто я очень устал от заверений и полуправды.
— Я тоже, сын. Если твоя жена родит мальчика… — Он внезапно замолчал, заметив страх в глазах Реднора. — Наследник должен появиться обязательно, — заговорил он жестче. — Честера и Фиц-Ричарда надо освободить, а из Мод вытрясти деньги, чтобы было, на что отправить обратно Генриха Анжуйского. Да ты носом клюешь. Если бы ты хоть раз в сутки использовал кровать для сна, у тебя голова лучше бы варила. Ступай, ступай в постель.
Вечные издевки. Реднор вдруг разозлился.
— И ради этого ты заставил меня проехать три мили в темноте и под дождем?!
— Нет, — рявкнул Гонт, — не ради этого, а ради того, чтобы позлить тебя и посмотреть, на кого ты станешь похож, когда промокнешь до нитки!
«Глупый вопрос — глупый ответ», — подумал Реднор. Однако отец дорожил им. Конечно, может, только из-за наследника, но, как бы то ни было, дорожил. Это было приятно чувствовать, хотя в душе у Кейна жила обида. Почему отец ни разу не спросил про раны? Почему ни разу не приехал навестить во время болезни? По губам Реднора скользнула легкая улыбка — отец слишком горд, чтобы пойти на такие уступки.
Реднор вернулся домой насквозь мокрым и жутко грязным. Слава Богу, Леа уже спала. Она свернулась уютным клубочком как раз на той стороне, на которой обычно располагался он сам. Раздеваясь, он старался не шуметь, чтобы не разбудить ее, однако едва он сел на кровать, как был заключен в страстные объятия. Ему стало неприятно: во-первых, он устал, а во-вторых, Кейн считал, что такое поведение женщину не украшает — проявлять желание в любом случае должен мужчина.
— Леа, подожди, — отстранил он жену. — У меня есть для тебя новости. Я должен тебе сказать… Твоего отца больше нет. Он умер от болезни, я к этому руки не приложил.
— Господь милосерден, — равнодушно обронила Леа, но, к удивлению Реднора, объятий не разжала.
Кейн понимал — такой отец, как Пемброк, не мог рассчитывать на большую любовь своей дочери. И все-таки вести себя так после известия о смерти — по меньшей мере, странно.
— Дай я сниму ботинки. Я сейчас вернусь, — Реднор отвел руку Леа.
— Нет, нет! Пожалуйста, не надо!
— О чем ты?
— Пожалуйста, не
— Да что за дьявол вселился в тебя? Это новая игра? — Кейн чувствовал, как в нем нарастает раздражение: меньше всего на свете ему хотелось сейчас предаваться любовным утехам.
— Обними меня. — Леа продолжала жаться к нему, однако вела она себя не так, как если бы хотела приласкаться к нему и возбудить в нем желание.
«Боже милостивый, — подумал Реднор, — мне дадут хоть ночью остаться наедине со своими мыслями?» Он чувствовал, что Леа вся дрожит, и попробовал последний раз выяснить, что к чему:
— Что такое, Леа? Почему ты плачешь? Из-за отца?
— Мне страшно, — рыдала она.
— Родная моя, чего ты боишься?
— Я тебе обязательно скажу.
— Ну, хорошо. Подожди, я зажгу свечи — не люблю разговаривать в темноте.
«Ну почему все всегда обсуждается в середине, ночи? Неужели никто, кроме меня, спать не хочет?» Кейн страшно устал, и единственное, о чем он был сейчас в состоянии думать, — это подушка и одеяло. Но странное поведение Леа заставляло его прислушаться к ее словам.
— В чем дело? — спросил он.
Глаза у Леа покраснели от слез. Она начала ластиться к нему, прежде чем ответить.
— Когда мы поедем в Пейнкастл?
— Я тебе сто раз уже говорил, — сказал он, но, увидев, что она плачет, сменил гнев на милость: — Скоро поедем, не беспокойся. Завтра я встречаюсь с королевой, нам еще нужно вытащить из тюрьмы Честера, потом можно ехать домой. Еще неделя или две. Скоро. — Он погладил ее по голове.
— Скажи, а можно там со мной кто-нибудь будет?
— Кто? Я сделаю все, чтобы тебе было удобно.
— Может, одна или две дамы постарше меня… — Леа снова расплакалась.
— Тебе одиноко, милая моя. Ты скучаешь по маме. — Порыв ревности угас, и Кейну даже стало неловко. — Бедный ребенок. Ты всегда держишься так по-взрослому, что я забываю — ты ведь еще совсем дитя. Не плачь. Если хочешь, я отвезу тебя в твой замок, к матери. Или, может, она приедет в Пейнкастл, посмотрит, как ты устроилась.
— Я не хочу домой. Я очень хочу увидеть маму, но плачу не потому, что скучаю. Я счастлива с тобой, больше мне никто не нужен.
— Тогда к чему эти слезы?
— Скажи, а Бофор будет жить вместе с нами в Пейнкастле? — вдруг спросила она. — Ты ведь говорил, что хочешь назначить его кастеляном. Ты думаешь, ему можно доверять? — совершенно неожиданно сменила тему Леа.
Реднор не ожидал такого перехода. Он с трудом понимал, о чем идет речь.
— Ну, конечно, можно. А почему ты спрашиваешь?
— Дай-ка я встану. — Леа сползла с постели и ушла в тень. Вскоре она вернулась и встала у кровати, тяжело вздыхая и поглядывая на мужа. — Ему нельзя доверять! — Реднор рванулся из постели, но она бросилась ему в ноги. — Нет, милорд, нет! Не убивайте его! Я спрятала ваши ботинки — вам не в чем идти. Успокойтесь, он не сделал мне ничего дурного. Так, какие-то пустяковые слова… Он даже рук мне не целовал!