Кровопийца
Шрифт:
1 июля.
13: 26.
Это была 495-я охота…
Глава 21. Счастье, запертое в клетке
Холодные губы нежно коснулись впавшей щеки. Мужские руки шестую ночь подряд блуждали по телу, не вызывая ничего, кроме отчаяния. Тело предательски отвечало на умелые ласки, но разум был переполнен страхом, горечью и слезами, которые я не имела права показывать. Он приказал мне быть счастливой. Он запрет меня в пустой комнате, если я ослушаюсь, и потому на моём лице сейчас улыбка, потому мой взгляд просит большего. Я умею притворяться, а он умеет
Шестую ночь подряд он берет меня жестоко и надолго. Он шепчет мне на ухо о своих чувствах, сжимает руками часто вздымающуюся грудь, ласкает языком мои ключицы и раз за разом подминает моё тело под себя, когда я хочу изменить положение. Он тяжело дышит в мои губы, не отводит яркий красный взгляд, и в словах его я слышу будоражащую хрипоту, от которой по позвоночнику бежит дрожь. Он любит меня, но любовь эта безумная и извращенная, и, обращаясь во сне к самой себе, я вижу в собственной душе лишь страх перед огромной силой.
Не только я страшусь гнева Вилфорда, и, оборачиваясь на всех тех, кто шел за ним по кровавому следу, я вижу в горящих глазах слепое повиновение. Они знают, что из свободных кукол стали марионетками, и они приняли эту участь взамен на долгую и лишенную нужд жизнь. Эти нити не обвивают мои конечности, и я свободна, как может показаться на первый мимолетный взгляд. Вилфорд любит меня, но и я должна любить его, но, думая об этом, я вспоминаю окровавленный вокзал, обезглавленные тела и мраморные трупы некогда живых друзей.
Страх вытеснил из быстро бьющегося сердца первую любовь, но мне не должно показывать эти изменения, ведь мои права и моё положение стали очевидны. Жена Князя должна быть любящей и преданной правой рукой своего мужа. Она должна отдать ему свою жизнь без остатка, должна неустанно следовать за ним, куда бы он ни пошел. Маска благородной девушки плотно легла на моё лицо, и снять эту маску я не столько не могла, сколько не хотела. За этой маской была настоящая я. Там были мои настоящие мысли и чувства.
Я хотела сбежать. Марвин и Джанет выжили, и уже одно это вознаграждает мою непревзойденную актерскую игру. Но ныне они в теплом спокойном доме, а я пленница драгоценной клетки, из которой никак не выбраться. Вилфорд ходит за мной по пятам, и, когда я попыталась уйти, он в наказание запер меня на неделю в пустой комнате, в которой можно было бы сойти с ума. При любой моей ошибке срок этот будет увеличиваться, и подозрительно быстро появились в моей голове мысли о суициде. Я не могу сбежать, не могу никого предупредить, никому написать. Я должна жить во дворце, исполняя «великодушно» подаренную мне роль.
Джанет и Марвину никто не поверит, ведь правительством утверждено, что группа во главе с профессором Маквеем трагически разбилась на автобусе. Близнецы выжили потому, что опоздали на посадку, и что ужаснее всего, в списке погибших было и моё имя. Теперь я не могу сбежать не потому, что Вилфорд рядом, а потому, что сам мир считает меня почившей. Я даже не могу сказать обо всем своим родителям…
Я попыталась отравить себя, но и тогда Князь лишил меня возможности уйти от него. Он обратил меня в тот же день. А вампиры не могут уйти из жизни по собственному желанию…Меня вновь заперли в пустой комнате.
Маска больше не спадала с моего лица. Я останусь
Вилфорд склоняется ближе, и его бедра вновь и вновь ударяют о мои. Он целует уже заживший шрам от укуса и хрипло шепчет мне на ухо просьбу о наследнике. Я глажу его спину, запускаю руки в волосы и не менее страстно отвечаю на поцелуй, чувствуя на своём бедре стекающее семя. Я знаю, что беременна, и я знаю, как будут звать этого ребенка. Мои пальцы дрожат, и я прижимаюсь к холодному телу сильнее, чтобы Вилфорд не заметил этой минутной слабины. Мне ещё трудно держать в узде свои настоящие чувства, но я возьму их под полный контроль, обещаю.
Отныне я Беатрис Кроули. Всеми уважаемая супруга великого Князя. Красивая и бледная княгиня, что может увидеть жизнь любого, кто коснется её руки. Такова моя сила, от которой болит тело и душа. Меня учат манерам, вводят в закрытый мир, рассказывая о каждом всё, что возможно, и вот я уже не узнаю себя саму в зеркале.
В строгом черном платье, с едва округлившимся животом. С уложенными волосами, с драгоценностями, инкрустированными в кольца и серьги. С гордой осанкой, мраморной кожей и золотистыми глазами. С великодушной улыбкой, но теплым взглядом, в зрачках которого навеки притаилось милосердие. Я вижу спокойное лицо и улыбаюсь собственному отражению, ведь моя жизнь вовсе не ужасна…Я любима, уважаема, знатна, по-матерински счастлива и…
Я удивленно смотрю на катящуюся по щеке слезу. Широко распахиваю глаза, когда слёзы градом текут к подбородку, и поспешно утираю их темным рукавом. Жалкий всхлип вырывается из груди, и я быстро оборачиваюсь, в страхе ожидая увидеть огорченное лицо Вилфорда. Но его здесь нет, он ожидает меня в столовой вместе с гостями, и я должна немедленно идти туда.
Отчего же слёзы неустанно продолжают течь, едва я остаюсь одна? Никто не в силах запереть свою душу за стальную дверь. Даже в ней возникнет тонкая трещина, сквозь которую наружу изольется то настоящее, то давящее изнутри чувство, о котором хочется забыть. И вовсе я не счастлива…
Я снова вытираю щеки. Складываю на животе руки и вновь придаю себе благородный великодушный вид. Такой я быть и должна. Губы растягиваются в улыбке. Всё в порядке. Всё не так уж плохо…
За окном было 25-ое августа.
Часы с маятником словно в издевке показывали 13:26.
— Так, так, а теперь пройдите вот сюда…Посмотрите на эту картину из восемнадцатого века! Посмотрите, мне кажется, на лошади прорисован каждый мускул! Сама картина уже не раз подвергалась реставрации, но вот золотая рама, в которой она находится, сияет так же, как прежде. А теперь идемте сюда, — радостно говорил экскурсовод, открывая дверь в следующий зал. В собравшейся толпе послышались возгласы восхищения. Кто-то беззастенчиво присвистнул. — Все эти колонны, арки и лепнины поражают, не так ли?