Круг оборотня
Шрифт:
Марти Кослоу вместе со своим дядей Элом сидит в гостиной дома Кослоу, и они смотрят телевизионную развлекательную новогоднюю программу Дика Кларка. Дядя Эл удобно устроился на кушетке, а Марти поставил кресло прямо напротив телевизора. На коленях у него лежит пистолет — кольт тридцать восьмого калибра, в барабане которого всего две пули, и обе они из чистого серебра. Их изготовил друг дяди Эла из Хэмпдэна Мак Маккатчин. После некоторых возражений Мак согласился выполнить просьбу приятеля и расплавил на огне газовой горелки серебряную ложку Марти. Он же отмерил необходимое количество
— Я не гарантирую, что они сработают, — сказал он дяде Элу, — однако надеюсь, это так и будет. На кого ты собираешься охотиться, Эл? На оборотня или на вампира?
— На обоих сразу, — говорит тот с ответной улыбкой на губах, — Потому-то мне и нужны две штуки. Поблизости шаталось еще какое-то привидение, но его отец умер в Северной Дакоте, и ему пришлось срочно лететь в Фарго. — Друзья весело смеются над этой шуткой, после чего Эл объясняет: — Вообще-то, они предназначены для моего племянника. Он окончательно спятил, насмотревшись фильмов ужасов, и я полагаю, это будет неплохим подарком для него на Рождество.
— Ладно. Если он как-нибудь ночью с перепугу влепит одну из них в деревянную дверь собственной спальни, не сочти за труд привезти мне то, что останется. Будет любопытно посмотреть.
На самом деле дядя Эл не знает, что и думать. Он не приезжал в Таркерс Миллс и не видел Марти, с тех пор как расстался с ним в День Независимости. Как было нетрудно предположить заранее, его сестра пришла в ярость, узнав, что это он дал мальчику фейерверки. «Он же мог погибнуть из-за твоей глупости, идиот! Ты вообще отдавал себе отчет в том, что делаешь?» Так она орала на него по телефону.
«Похоже, именно фейерверк его и спас», — начинает было оправдываться дядя Эл, но на другом конце провода швыряют трубку, и связь обрывается. Эл знает: его сестра — исключительно упрямая женщина, и если ей не хочется чего-то слушать, она ни за что не станет.
И вдруг в начале декабря ему позвонил сам Марти.
— Мне надо увидеться с тобой дядя Эл, — сказал он. — Ты — единственный, с кем я могу поговорить.
— Я в немилости у твоей мамы, малыш, — ответил Эл.
— Это очень важно, — настаивал Марти. — Пожалуйста. Пожалуйста.
Итак, он все же приехал в Таркерс Миллс и мужественно встретил ледяное, осуждающее молчание сестры. Холодным и ясным декабрьским утром Эл поехал кататься по окрестностям городка на своей спортивной машине и взял с собой племянника, бережно перенеся его на руках из кресла на сиденье для пассажира. На сей раз Эл не гнал машину, как сумасшедший, и их дружный смех, заглушаемый ревом мотора, не разносился в морозном зимнем воздухе. Дядя Эл сидел молча, слушая то, что рассказывал ему мальчик, чувствуя, как с каждой минутой в его душе растут тревога и беспокойство.
Марти заново рассказал ему про ту ночь в июле и про то, как он выжег один глаз ужасной твари с помощью шутих. Потом он поведал Элу про Хэллоуин и свою встречу с преподобным отцом Лоу. Он признался, что после этого стал посылать священнику анонимные письма… то есть они
— Тебе не следовало посылать ему писем ни анонимных, ни подписанных! — резко сказал ему дядя Эл. — Боже мой, Марти! Ты хоть на секунду задумывался, а что если ты ошибаешься?
— Разумеется, — ответил мальчик. — Именно поэтому я и подписал последние два. Однако не интересует ли тебя, что случилось потом? Ты не хочешь спросить, звонил ли он моему отцу и сообщал ли ему о том, что получил мое письмо с предложением покончить жизнь самоубийством и несколько других, смысл которых вполне очевиден?
— Он не сделал этого, не так ли? — спросил Эл, уже заранее зная, каким будет ответ.
— Нет, — тихо промолвил Марти. — Он не разговаривал ни с отцом, ни с матерью, ни со мной самим.
— Марти, но ведь у него может иметься для этого сотня причин. Что…
— Нет. Причина всего лишь одна. Он — оборотень, Зверь. Это — он, и он ждет полнолуния. Будучи отцом Лоу, он не в состоянии сделать что-либо. Иное дело, когда он оказывается в волчьей шкуре. Тогда, несомненно, он будет способен заткнуть мне глотку навсегда.
Марти говорил так спокойно и просто, что Эл был уже почти убежден в правоте мальчика.
— Чего же ты хочешь от меня? — спросил он.
Марти объяснил. Ему нужны две пули из чистого серебра и оружие, которое он смог бы ими зарядить. Кроме того, он хотел, чтобы дядя Эл приехал к ним встречать Новый год, поскольку следующее полнолуние должно наступить в ночь тридцать первого декабря.
— Я не сделаю того, о чем ты просишь, — ответил Эл. — Ты хороший мальчуган, Марти, но все же с приветом. Мне кажется, у тебя просто приступ «инвалидной лихорадки». Если ты еще раз обдумаешь все как следует, то, я уверен, откажешься сам от этой идеи.
— Может быть, — отозвался Марти. — Но подумай о том, каково тебе будет, когда в первый же день нового года в твоем доме зазвонит телефон и ты узнаешь, что меня нашли мертвым, разорванным на куски в собственной постели? Ты хочешь взять на совесть такой грех, дядя Эл?
Эл собрался было ответить, но затем передумал. Он свернул на боковую аллею и, чтобы слегка успокоиться, стал прислушиваться к хрусту только что выпавшего снега под колесами «Мерседеса». Потом он остановился и дал задний ход. Он воевал во Вьетнаме и даже заработал там пару медалей. Он удачно избежал длительных осложнений из-за нескольких связей с молодыми девушками. Но сейчас он чувствовал, что попался в ловушку, подстроенную ему десятилетним мальчишкой, его племянником. Ребенком-инвалидом. Естественно, он не мог допустить, чтобы на его совести лежал такой грех. Он не мог допустить даже самой возможности этого, о чем Марти знал ничуть не хуже его самого. Потому что, если есть хоть один шанс против тысячи, что подобное может произойти…