Круг замкнулся
Шрифт:
Мальчик оцепенело пошел на свет, не спуская с него глаз, будто тот мог в миг исчезнуть. Он не смотрел под ноги, отчего несколько раз упал в мягкий снег. Он поднимался, даже не отряхнувшись, и снова шел вперед, как завороженный. И хоть в своем детском уме он уже принял мысль о своей смерти, но инстинкт самосохранения взял свое. Свет – значит, люди. А люди – значит, помощь. Хотя на какую помощь он рассчитывал? Отогреться? А дальше что? Но так далеко мальчик не заглядывал.
– Ууу, Петрович, смотри, лес ожил. Сам леший
На утоптанной поляне у яркого костра копошилось четверо мужчин в тулупах и валенках.
Когда Тимофей предстал перед ними, то, действительно, мало походил на реальное существо: весь в налипшем снегу, с бескровным белым лицом и скованными движениями.
Говоривший мужчина лет сорока с аккуратной бородкой подбросил веток в огонь.
– Добро пожаловать, хозяин леса. К нашему шалашу, так сказать.
– Ванька, это не леший. Это ж мальчонка, – пробасил другой мужчина того же возраста в натянутой до бровей шапке.
– Да вижу я, не слепой. Это ж я так, смехом.
– Смехом? Да он же замерз совсем. Аж синий. Эй, пацан. Ты откуда тут ночью? Далеко от прогулок. Да не стой там, иди сюда к огню.
Тимофей проскрипел по снегу непослушными ногами. Жар костра обдал его как кипятком, но больно не было. Он подошел почти вплотную к костру и подставил замерзшие руки к огню.
– Эй, – окликнул бородатый. – Не стой близко к огню. Не заметишь, как загоришься.
Тимофей послушно сделал шаг назад.
– Эй, малец, на, чайку горячего, на травах, – произнес третий мужчина – длинный и худой как палка, протягивая мальчику железную кружку с дымящимся напитком.
Тимофей взял горячую кружку обеими ладонями и сделал маленький глоток.
– Не обожгись, осторожнее, токо заварил, – запоздало предупредил длинный.
Тимофей судорожно сглотнул и снова припал к кружке. У него с утра маковой росинки во рту не было и ни глотка воды. Чай показался ему божественной пищей.
– Слышь, Петрович. Его покормить бы надо. Смотри, какой худой. Ты откуда, пацан?
Тимофей между глотками неопределенно махнул рукой в сторону.
– Понятно. Городской, значит, – подытожил бородатый. – А здесь-то как оказался? Вроде далековато забрел.
– Белка, – только и смог ответить мальчик. Голос его прозвучал почти шепотом.
– Вань, потом спрашивать будешь. Дай отогреться ребенку. Вот бутерброд возьми.
Тимофею протянули хлеб с самой настоящей колбасой, какой он и не помнил давно. Мальчик жадно накинулся на угощение.
Сзади что-то ухнуло, Тимофей резко оглянулся. Четвертый мужчина, на вид самый старший, с морщинистым лицом, водрузил сзади него кряж дерева.
– Садись, в ногах правды нет. Негоже гостю стоять у стола. Тем более, что ночь праздничная, особенная.
Тимофей невольно кинул взгляд вокруг. О каком столе говорит дядька? И только тут заметил, что рядом на
– Эй, малец, как хоть звать тебя? – окликнул его Иван.
– Тимофей, – ответил мальчик сквозь набитый рот.
– Тимоха, значит, – задумался мужчина. – Моего сына так же зовут. Только не видел я его с пеленок.
– Почему? – вскинул глаза Тимофей.
– Потому… – уклончиво ответил Иван и отвернулся.
– Чего ты все пристаешь к нему? – посетовал длинный, которого все почему-то называли Профессор. – Дай оклематься.
– Ну-ка, Тимошка, промочи горло немножко, – в рифму усмехнулся Петрович. – На-ко глоток живительной влаги. Для сугрева нутра. И с новым годом, двенадцать-то уже вот прокуковало.
Тимофей послушно взял протянутый складной стаканчик и поднес к носу. На него резко пахнуло знакомым запахом спиртного. Мальчик испуганно протянул стакан назад.
– Я не буду это, – ответил он хмуро.
– Два глотка. Чтоб разогреться изнутри, – настойчиво произнес Петрович, пристально глядя в глаза. – И скидывай одежду.
Тимофей отшатнулся.
– Петрович, – Иван встал посередине, прикрывая мальчика. – Не пугай пацана.
– Заболеет, что делать будем с ним? – пробубнил Петрович, примирительно отворачиваясь.
Иван развернулся к Тимофею.
– Не бойся, пару глотков, это на травах. Одежду просушим, ты мокрый весь насквозь. И надо растереть тебя, пока окончательно холод не пробрался внутрь. – И обернувшись добавил: – Петрович, с пацаном надо обходительнее, а не как ты.
Тимофей сдался. Он снова понюхал жидкость, которая вызывала в нем омерзение. Запах знакомый и в то же время что-то еще было в нем – мягкое и успокоительное. Мальчик осторожно глотнул, чувствуя, как внутри пробежал огонь. Он поморщился, но, послушно сделал и второй глоток. В желудке зажгло, и тепло поплыло по всему телу.
– Вот и молодец, – Иван забрал недопитый стакан из рук мальчика.
Через секунду Тимофей почувствовал, как подкашиваются ноги. Иван, заботливо стягивающий с него куртку и штаны, еле успел подхватить почти невесомое тельце. Закутал его в невесть откуда взявшееся теплое одеяло, заботливо растерев перед этим остатками спиртного, усадил к себе на колени, и прижал к груди как родного сына.
–Эх, и откуда ты свалился на нашу голову, Тимоха? – вполголоса произнес мужчина, подозрительно шмыгнув носом.
И тут Тимофея прорвало. То ли от случайной ласки, то ли от выпитого, но мальчик сначала осторожно всхлипнул, а потом разразился слезами, и сквозь водопад вдруг выложил незнакомым дядькам всю свою недлинную жизнь, и почему оказался зимней ночью в лесу. А выговорившись и наплакавшись, так и заснул на руках Ивана таким крепким сном, каким не спал дома в вечном ожидании непоправимой беды.