Круг
Шрифт:
И Надежда Прохоровна впервые не выдержала.
— Что за маскарад? — с ходу грозно спросила она, будто продолжала недавно прерванный разговор. — Опять безобразничаете? Что же, придется поступать по-иному…
— По-иному, это как? — поинтересовалась девочка, которую посылали за директором.
— Все умничаешь, Холодова? — раздраженно осадила ее Надежда Прохоровна.
— Почему умничаю? — Холодова, успевшая сесть на место, смотрела на директора ледяными, немигающими глазами, — Просто интересуюсь своей судьбой.
— Судьба будет такая, — жестко
Она круто повернулась, направилась к выходу, но сообразила, что так и не узнала, зачем ее звали, и задержалась. Поморщилась досадливо и перенесла гневный взгляд на молоденькую учительницу:
— Что случилось еще?
Худенькая, хрупкая Ольга Яковлевна выглядела чуть старше своих учеников. Все время, пока сыпались упреки и угрозы, она стояла, втянув голову в плечи, не отрывая глаз от пола. Теперь, когда обращались непосредственно к ней, она подняла глаза, полные смирения и покорности, явно рассчитывая на поддержку директора. Но ответить она не успела.
— Что случилось? — поднялась во весь рост Холодова. — Трудно понять? Мы на грани! — И тут же села, метнув в сторону Ольги Яковлевны уничтожающий, ненавидящий взгляд.
Надежда Прохоровна посмотрела на ребят и увидела такие же ненавидящие глаза.
— Они на грани! — возмутилась Надежда Прохоровна. — А мы спокойны и счастливы, мы с радостью ждем каждую новую выходку! Чем же еще вы нас порадуете?
Ободренная словами, а главное, позицией директора, классная руководительница Ольга Яковлевна быстро перешла в наступление.
— Они на грани, — едва слышно повторила она, привлекая директора на свою сторону, — им не нравится, как я убираю кабинет. Плохо вытерла столы, и они отказываются заниматься…
Ребята тотчас заметили, что в глазах их классной заплясали злые огоньки — отблески недавнего боя, и поняли, что бой не окончен и она надеется выиграть.
— Что такое? Вы сами убираете кабинет? — Недоумение Надежды Прохоровны было яростным.
— Что поделаешь? — обреченно вздохнула Ольга Яковлевна, — Они давно уже отказываются дежурить…
Тайно от директора, но вполне победоносно она поглядывала на свой непокорный класс, и все почувствовали, что она выигрывает. Только Надежда Прохоровна, потрясенная поведением ребят, ничего не замечала.
— Отказываются дежурить?! — продолжала директор на высокой ноте, — Мы изо дня в день печемся об усилении трудового воспитания… — Она чуть задержалась на последнем слове, в волнении не сразу выстроив фразу. Тут ее и настиг бесстрастный, теперь не имеющий никаких интонаций голос Холодовой:
— Простите, Надежда Прохоровна, но вы неправильно понимаете трудовое воспитание, — Девчонка в упор посмотрела на директора, а потом так же, не отрывая буравящих глаз, на учительницу — рано, мол, торжествуешь.
Надежда Прохоровна побагровела.
— Марш за тряпкой! — приказала она. — И сейчас же вытереть все столы!
Холодова спокойно взяла с доски
Надежде Прохоровне стало ясно, что Холодова нарочно демонстрирует несостоятельность окрика, обветшалость якобы законного, годами сложившегося учительского права на беспрекословное повиновение учеников и тем самым провоцирует ее.
— Вот паршивка! — вырвалось у Надежды Прохоровны, и лицо ее исказилось. — Спектакль устраиваешь?! Все по местам!
— Я делала то, что вы просили, — вернувшись на место, словно размышляя над происходящим, невозмутимо произнесла Холодова, — а вы меня оскорбляете. Вам позволено все, нам ничего, так несправедливо. Я тоже хочу сказать… — Голос ее чуть дрожал, но говорила она уверенно: — Силою власти вы можете заставить меня или кого-то из них, — она кивнула на одноклассников, — вытереть столы. Но надо, чтобы мы захотели сделать это снова. А мы не захотим.
— Не захотим! — поддержали ее.
— Вот видите, — удовлетворенно отметила Холодова. — Вы не думайте, мне не трудно. И у меня получится лучше, чем у Ольги Яковлевны, потому что я как следует прополоскала и отжала тряпку и она больше не испачкает столы мелом. Делая все кое-как, нельзя надеяться, что кто-то с охотой включится в твою работу. Понимаете?..
Это «понимаете?» труднее всего далось Надежде Прохоровне. Девчонка смеет так говорить с ней, директором школы. И она снова не сдержалась:
— Философствуете! Говорить научились! А вести себя и трудиться не научились! Так вас воспитали в показательной школе?!
— Показушной! — выкрикнули снова.
И это сразу отрезвило Надежду Прохоровну. Что же такое она говорит? Не сумела вовремя остановиться…
Холодова же не дала ей опомниться. Помолчав, как бы мимо пропустив директорские наставления, девчонка еще и одобрила Надежду Прохоровну, что тоже оказалось непросто стерпеть:
— Тут вы правы. В нас не воспитано желание трудиться. Нет потребности. Но мы же в этом не виноваты…
Никто из прежних и нынешних учеников Надежды Прохоровны не владел так легко словами, как Холодова, и не умел так независимо держаться. Цепким, изучающим взглядом она обежала всех присутствующих и, решив, что может еще несколько минут занимать общее внимание, ловко выхватила из портфеля толстую тетрадь. Перелистав страницы, прочитала:
— «Человек со стороны тела создан для труда. Но мы видим, что вместе с ним рождается только способность к этому: человека нужно постепенно учить и сидеть, и стоять, и ходить, и двигать руками для работы. Итак, откуда же у нашего духа было бы преимущество, чтобы без предварительной подготовки он сделался бы совершенным благодаря самому себе и через себя?» Ну вот, — заключила она, — это написал Ян Амос Коменский. Еще в восемнадцатом веке. Вы тоже, наверное, читаете «Великую дидактику»? Или только газеты?..