Круги на Земле
Шрифт:
Да, он, Игорь Всеволодович Остапович, не желает быть избитым полупьяными подростками, явно для этого нанятыми; он не желает, чтобы Настуне что-нибудь угрожало; не желает, в конце концов, просто пропасть, исчезнуть из этой реальности, как уже исчез не один журналист-оппозиционер; не желает!..
Руки не тряслись, и фотоаппарат работал исправно, и голос, говоривший в диктофон нужные слова, звучал ровно. Он, Игорь Всеволодович Остапович, выполнял работу, свою работу.
«Смеешь выйти на площадь?..»
Эта
И странно ей, наверное, было, этой груше, когда два молодых и бойких мальчишки начали ее штурмовать. Миг (а для нее, долгожительницы, и того меньше!) — и оба наглеца уже сидят меж листвы, выбрав удобные развилки и с видом победителей оглядываясь по сторонам.
— Цяпер точна не падслухаюць! — гордо заявил Дениска. Забраться на грушу было его идеей. — Ды и видаць адсюль класна.
Макс невольно покосился на дом, словно плывущий в море высокой, до пояса, седой метельчатой травы. Дерево, на котором они сидели, росло между домом и кругами — но ближе к первому.
— Можа быць, нават пабачым штось! — не унимался Дениска. — Ци — кагось…
«А может, и не увидим, — подумал Макс. — Лучше б, если бы не увидели. Чего там, смотреть…»
— Главное, чтоб нас никто не увидел, — сказал он вслух, и шевельнулся, усаживаясь поудобнее.
— Не байись! — преувеличенно бодро отозвался приятель. И тут же, приглушая голос и невольно увеличив глаза: — А яки ен? Страшны?
«Не благадары. Крашчэ помни, што було сення, абы пазднее зумеу атплациць. Я сам атшукаю цебя, кали знадабицца».
Макс пожал плечами:
— Чуть-чуть.
Он знал: бывает кое-что пострашнее. Когда терпеть становится невозможно, когда…
— Глянь!
Дениска, сам того не ведая, спас друга от очередной порции воспоминаний — он указывал куда-то в сторону чертячникова дома, вернее, под стену. Там шевелилось нечто.
Небольшое, размером с зайца, мохнатое нечто: словно рылось в земле или вылазило оттуда.
— Шкода, видна плоха з-за гэтых мяцелак! — сокрушался Дениска, ругая слишком высокую и густую траву. — Але ж усе адно — видна! Эх, счас бы фатааппарат…
Но мысль позвать Остаповича пришла на ум поздно — спустя пару секунд после того, как существо, в последний раз шевельнувшись, неожиданно пропало.
Дениска раздосадованно стукнул кулаком по дереву, чуть не свалился, но удержал равновесие и хмуро сообщил:
— И нихто ж не паверыць!
— Не поверят, — подтвердил Макс, успевший убедиться в этом на личном опыте.
«Так говорите, „чертячник“? Теперь ясно, почему его так называют. Но неужели он
— А гэта што там?
Похоже, приятель уже углядел очередную интересность. Хотя нет, показывал он на круг, в котором топтался журналист.
— Что?
— А вунь, у цэнтры. Бачыш — камень.
И точно, в самом центре круга, полускрытый травой, темнел камень.
Ну и что?
Да, похож издалека на тот, который Макс видел в лесу — так то издалека и «похож»… кстати, надо бы про лесной Дениске рассказать.
И рассказал.
Вынесли вердикт: «съездим поглядеть, а за план можно и завтра взяться» (оба, решив так, мысленно вздохнули с облегчением). Дальнейший разговор перетек наконец в обычное русло мальчишечьей болтовни: телик, книги, то да се.
Смиренно кряхтела под ними старая груша — любящая древо-бабушка, которая молча сносит все внуковы забавы и затеи; гулял в травяном море ветер; глазели не замеченные никем глаза-монетки из-под мохнатых бровей.
…А чертячника они так и не увидели.
— Дядь Юр, вы куда?
— Да мы вчера с Игорем Всеволодовичем забор чинили, еще чуть-чуть осталось. Вот, пойдем закончим. Хочешь с нами?
Запинка, смятение чувств, осторожное покашливание:
— Вообще-то…
— …у тебя были свои планы на послеобеденное сегодня, так? И какие, если не секрет?
Молчим, говорить не хотим. Явно какую-то шкоду замыслил, по глазам видно.
— Признавайся, козаче. А то ведь рассержусь и не пущу. Как это там: «Властью, данною мне…» — и все, будешь дома сидеть. А то — пойдем с нами, поможешь с забором?
— Да мы с Дениской собирались кораблик сделать, еще один. И позапускать…
— племянник закусил губу, чувствуя, что сболтнул лишнее.
— До завтра ваш запуск подождет? И я бы сходил…
Макс кивает, но как-то слишком уж неуверенно. Будем надеяться, что Гордеичиха пацанов со двора не выпустит, а возни с корабликом хватит до вечера. А завтра… поглядим, что будет завтра. Если Юрий Николаевич все правильно рассчитал, Остапович обидится и скоро уедет. А там можно будет… Ах да, черт, надо ж еще на почту сходить, позвонить Семену! Не забыть бы…
— Так я побежал, дядь Юр?
— Давай, козаче. Только помни уговор — спуск судна на воду завтра.
— Договорились! — доносится уже от калитки.
— Здорово, мужики!
Второй раз на ту же самую уловку? — фигушки вам с маслицем, не попадемся!
Витюха, почесывая жесткую щетину на подбородке, моргает на небо:
— Зноу дождж! Згниець сена, точна — згниець.
«Мужики» хмурятся, видимо, дабы поддержать распоясавшееся небо вкупе со всей погодой вообще. Или просто у них настроение хреновое?