Шрифт:
КРУИЗ ПО ЕВРОПЕ
Посвящается моей жене Инне
I
Неосознанное тяготение к Франции было определено Светке задолго до рождения. Одним из ее предков числился кондитер-француз, залетевший при Александре III в Москву на заработки. Обучая барышень среднего достатка тонкостям французской кухни и, по совместительству, хорошим манерам, он вошел во вкус сытой московской жизни и, взяв в жены теплую мещаночку под стать себе, принял православие. Мужского духа во французе было хоть отбавляй, и мещаночка оказалась крепкого
Десятилетия советской власти изжили из былого мещанского быта французские черты. Единственным свидетельством канувших времен служила сильно пожелтевшая фотографическая карточка, сделанная в одном из солидных московских салонов начала века. На ней седой, как лунь, глава семейства важно восседал рядом со своей дородной, еще миловидной супругой в окружении многочисленного потомства.
Как многие маленькие дети, Светка долго не выговаривала «р». Истории взаимоотношений грека с раком и Карла с Кларой были проговорены бессчетное количество раз, но легкое грассирование так и сохранилось до школы. Оно становилось особенно заметным, когда Светка, волнуясь, декламировала у доски стихи. После каждого неудачного выступления одноклассники передразнивали ее на переменках, а учительница, чтобы как-то утешить, настоятельно советовала заняться с логопедом. Назревающий взрыв разрешила подруга матери.
– Ничего страшного тут нет, просто твоя дочь в вашу французскую родню, – уверенно заявила она, окинув взглядом темненькую Светку, только что в слезах пришедшую из школы.
Мать с досадой повела плечами:
– Так не бывает, сама посчитай, сколько поколений прошло.
– Ничего эти ученые не понимают. Привыкли на мышах опыты проводить. А человеческая натура, в особенности женская, субстанция тонкая. У нее еще…? – мать отрицательно покачала головой. – Все сходится: подобные артефакты возникают как раз до полового созревания. Я недавно сама по телевизору видела, как в Индии маленькая девочка неожиданно стала английские слова произносить. Оказалось, у них в роду какой-то магараджа то ли пять, то ли семь языков знал, – подружка торжествующе сверкнула глазами. – Может, и у твоей Светки это шанс по жизни.
– Помню, еще покойная бабка после рюмочки домашней наливки любила посудачить о наших французских корнях. И громогласно утверждала, что рано или поздно они дадут о себе знать, – словно заново глядя на знакомую с детства карточку и не зная, верить или нет, неуверенно заметила мать. – Если это и так, вылезли они каким-то неожиданным боком. Ума не приложу, что теперь делать.
– Переведи ее во французскую школу, – предложила подружка. – Пока первая четверть идет, не поздно.
– Это же на другом конце города, каждый день пять остановок туда и обратно. Она еще маленькая, – попыталась воспротивиться мать.
– Ничего, порастрясет лишний жирок. Приходить каждый день в слезах из этой школы лучше? – возразила подружка. – Она же скоро ее возненавидит, и тогда уже ты наплачешься.…Знаешь что – собирайся, прямо сейчас пойдем и переговорим. У меня в той школе завуч знакомая. Недавно в подъезде столкнулись, жаловалась на недобор. Всем английский подавай, будь он неладен…
С этого памятного разговора жизнь Светки круто переменилась. Прежнюю вольготную пришлось забыть, теперь весь день подчинялся строгому ритму. Соседские
«Ален Делон, Ален Делон не пьет одеколон, Ален Делон, Ален Делон пьет двойной бурбон»…
В словах «Наутилуса» ничего оскорбительного не было, но Светка по молодости лет не знала об этом. Казалось, что над ней по-прежнему надсмехаются, и это лишь добавляло решимости.
С возрастом картавость не исчезла, но от регулярных занятий французским стала звучать вполне естественно и придавала Светкиной речи легкий необъяснимый шарм. По окончанию школы все в один голос прочили ей областной университет, но мать решительно воспротивилась:
– Кому здесь твой французский нужен!
– В Москве на бюджетные места в инязе конкурс большой, – удрученно возразила Светка. – А коммерческий мы не потянем.
– Зачем, обязательно иняз, – возразила мать. – Москва город большой, есть много и других хороших вузов. Нужно просто зацепиться, а там разберешься.
Матушка оказалась права. Светка выбрала архивный институт и, вопреки расхожему мнению, свободно поступила в него. Но основные трудности ожидали ее впереди. Жизнь в столице была дорогая, родители сами еле сводили концы с концами и, перебиваясь поначалу с хлеба на воду, она пристроилась дежурить в Московский Архив.
Работы там было немного и, чтобы не терять время даром, Светка в свободное время стала искать свои московские корни. Конечно, неопытной восемнадцатилетней девчонке подобные раскопки в одиночку были не по плечу. Но, заметив Светкину настойчивость, ей помогли. Вскоре из церковных архивов она получила выписку, подтверждавшую, что ее предок-француз крестился и венчался с девицей мещанского сословия в одной из церквей Замоскворечья.
От обычного листка бумаги пахло так таинственно, что Светка любыми доступными путями решила продолжить розыски. И тут, словно спустившись с небес, ей помог случай.
По Москве ползли будоражащие слухи об удивительном мюзикле «Нотр Дам», недавно поставленном в Париже. Как-то Светка ехала с подружкой и ее парнем в машине, и вдруг сзади из динамиков на нее обрушилась лавина звуков. Густым надтреснутым басом звучали мольбы уродливого звонаря Квазимодо. Им вторили стенания священника Фроло, страдающего от гибельной любви к юной цыганке. А офицер Феб безнадежно пытался выбрать между женитьбой на аристократке Флер де Лиз и греховной страстью к Эсмеральде. Сразу же потеряв голову от мелодии «Бель», Светка к своему стыду осознала, что не разбирает большинства слов и догадывается, скорей по смыслу. И решила в ближайшее время непременно заняться языком.
До Москвы Нотр-дамовский вихрь долетел на пороге нового тысячелетия. Отобранная французами группа молодых актеров во главе с известным рокером Славой из Питера репетировала в большом физкультурном зале где- то на Соколиной горе. Посторонних туда не пускали, но однажды Светке удалось просочиться сквозь кордоны.
Репетиция еще не началась. Красивая стройная блондинка в белой вышитой блузке и немыслимых джинсах со вставками оживленно обсуждала что-то с режиссером-англичанином. Это была одна из продюсеров – Катя, которую недавно показывали по телевизору. В ожидании прогона французские педагоги через переводчиц давали последние наставления актерам в спортивных трико. А в уголке зала возле шведской стенки собирали какую-то замысловатую конструкцию из деревянных поддонов на колесиках, возле которых сгрудились танцоры и акробаты.