Круиз вдовы
Шрифт:
‘ — Моя дорогая Тилли,— заметил епископ,— только человек-змея способен согрешить в этих набитых ящиках, которые они именуют каютами.
— На епархиальных конференциях- мой муж так не говорит,— заверила миссис Хойл.
Епископ Солуэйский расхохотался, его голубые глаза весело блеснули.
— Ты понятия не имеешь, как я говорю на епархиальных конференциях.— Он ласково улыбнулся жене.
— Откуда вы все знаете об этой миссис Блейдон? — спросила Клер.
— Перед обедом она сидела на палубе рядом со мной, а толстый маленький
— Ага!— поняла Клер.— Она рассказывала ему о своей сестре? У него, по-моему, ненасытное любопытство насчет чужих жизней. Вам лучше быть поосторожнее.
— О, моя жизнь — открытая книга,— заявила миссис Хейл.
— Открытая книга,— подхватил ее супруг,— полная неподобающих картинок. Вы едва ли можете себе представить, мисс Мэссинджер, насколько у моей жены богатое воображение. Во всем виновата тоскливая жизнь, которую она ведет со мной в моей резиденции.— Он промокнул бороду салфеткой и бросил озорной взгляд на жену.— Их отец и я были когда-то членами совета в одном колледже. Так что мне все известно о детстве сестер Эмброуз.
— В самом деле, Эдвин? Почему же ты ничего нам не рассказал?
Выражение лица епископа изменилось.
— Это довольно печальная история. Я не намерен обсуждать ее даже с тобой, Тилли.
— Они напоминают мне поэму Эдвина Мьюэра,— после паузы заметил Найджел, тайком наблюдая за сестрами.— Там идет речь о двух существах — заядлых врагах, которые дрались друг с другом снова и снова. Один из них — «зверь с гордой гривой, одетый в королевские цвета». Другой — как там говорится? — «мохнатый, круглый зверь, коричневый, как глина». Думаю, Мьюэр мечтал о них, когда подвергался психоанализу.
— И кто победил? — спросила супруга епископа.
— Побеждал всегда зверь с гордой гривой, но он никогда не мог убить своего врага.
Последовала напряженная пауза. Найджел ощущал на себе взгляд епископа.
— Вы правы в одном...— наконец заговорил последний, но не успел объяснить, в чем именно прав Найджел, так как в этот момент звонкий металлический голос заставил смолкнуть все разговоры в салоне.
В дальнем конце комнаты мужчина заговорил в микрофон:
— Меня зовут Николаидис. Я администратор вашего круиза. Добро пожаловать в Грецию и на «Менелай», леди и джентльмены. Надеюсь, вы отлично проведете время.
Человек сделал паузу, чтобы одарить присутствующих ослепительными улыбками, а миссис Хейл пробормотала:
— Билли Батлин Эгейского моря. В любой момент он может обратиться к нам: «Парни и девочки».
Мистер Николаидис снова заговорил с сильным американским акцентом. Он сообщил, где находится его офис, обрисовал планы завтрашней экспедиции на Делос, попросил пассажиров с любыми жалобами обращаться лично к нему и умолял их называть его Никки.
Это был широкоплечий мужчина среднего роста, со смуглым, гладко выбритым лицом, черными напомаженными волосами, блестевшими, как гудронированное шоссе после дождя, и
— А теперь,— закончил он,— есть ли у кого-нибудь вопросы?
— Да. Когда именно корабль должен отплыть? — Вопрос задала Ианта Эмброуз. Голос у нее был невнятный и в то же время капризный. Хотя в вопросе не было ничего обидного, она умудрилась задать его так, что он прозвучал в высшей степени неприятно. Исходившее от нес напряжение передалось всем обедающим. Они заерзали на стульях, избегая взглядов друг друга. Только Никки казался невозмутимым.
— Через пару часов,— ответил он.— Мы задержались, потому что танкер с топливом прибыл поздно. Но не беспокойтесь — мы сумеем войти в график.
Никки стал ходить от столика к столику, приветствуя каждого пассажира. У столика, где сидели Мелисса и Ианта, он задержался несколько дольше, успокаивая Ианту, но не сводя при этом глаз с ее сестры. Найджелу казалось, что, когда их взгляды встречались, в воздухе вспыхивали искры. Профиль Мелиссы Блейдои, подчеркнутый индийским платком, который она носила, отличался восхитительным совершенством. Живая картина была нарушена внезапным, кажущимся невольным движением руки Иан- ты, опрокинувшей бокал с вином. Никки щелкнул пальцами, стюард поспешил к столику, а желтое лицо Ианты помрачнело.
Подойдя к их столику, Никки почтительно приветствовал епископа Солуэйского и его супругу, затем склонился над рукой Клер — при этом в его глазах вспыхнул искренний восторг. Его лицо озарила обезоруживающая, почти языческая joie de vivre{11}, а в вежливых манерах не чувствовалось никакого подобострастия.
— Какие у пего красивые глаза,— заметила Клер, когда Никки отошел.— Как чернослив при электрическом свете.
Епископ звучно хохотнул.
— Чистой воды бык,— сказала миссис Хейл.— Едва не рыл копытами землю.
— Ну, по крайней мере, меня он не лягнул,— промолвила Клер.
— Удивительно, насколько греки сохраняют старую традицию независимости,— заметил епископ.— Бедные, но гордые. Посмотрите на стюардов. Они совсем не похожи на обычных официантов. У них лица и осанка свободных людей.
— Может, это как-то связано с суровой жизнью, которую им приходится вести? — предположил Найджел.— Она способствует простоте и неиспорченности. Возьмем, к примеру, Никки — он прост, как гомеровский герой.
— Зато мне не по душе их гомеровский кофе,— отозвалась миссис Хейл, с отвращением потягивая упомянутый напиток.— Из чего только его делают?
— Вечное недовольство,— вздохнул ее муж.
IV
Они сидели на задней палубе при свете ламп и звезд. Из кафе на набережной доносилась танцевальная музыка, заглушая разговоры вокруг. Пассажиры бродили взад-вперед или стояли, склонившись на перила и ожидая отплытия.
Клер вздохнула и положила ладонь на руку Найджела.