Крушение царства: Историческое повествование
Шрифт:
Согласно английской версии, дворянин, посланный Шуйским в Путивль, « встретившись с одним особенным фаворитом прежнего государя по имени Молчанов(который, бежав туда, отклонил многих дворян и солдат от признания нынешнего государя), был соблазнен им…». Похоже на правду, что именно Молчанов подтолкнул Шаховского к выступлению против Шуйского. Но поскольку он оставался в тени, большинство современников не догадывалось о его активной роли в путивльском восстании. Молчанову удалось бежать после пытки из московских застенков, и он спешил укрыться за рубежом, оставив все прочее на долю Шаховского.
Можно подозревать, что судьба столкнула Молчанова
Молчанов удачно использовал имя Дмитрия для бегства из Москвы. Вслед за тем он присоединился к воеводе князю Г. П. Шаховскому, который был послан из столицы на воеводство в Путивль. Они быстро нашли общий язык. Характерно, что на пути к месту назначения Шаховской употреблял ту же хитрость, к которой прибегнул Молчанов в Москве. Сведения об этом мы находим в «Хронике» Конрада Буссова. Согласно Буссову, Шаховской при переправе через Оку у Серпухова сказал паромщику: « Молчи, мужичок, и никому не рассказывай, ты перевез сейчас царя всея Руси Дмитрия». На всех постоялых дворах Шаховской и его спутники повторяли выдумку о том, что при них находится царь. В Путивле двое спутников Шаховского отделились от него и отправились прямо к жене Мнишека в Самбор.
Буссов, получивший информацию от повстанцев, называл спутников Шаховского поляками. Однако сообщенные им подробности наводят на мысль, что одним из спутников Шаховского был Молчанов. Ускользнув из московской тюрьмы, Молчанов должен был скрывать свое имя, чтобы беспрепятственно покинуть пределы России. Он хорошо знал польский язык и с успехом мог выдать себя за поляка.
Князья Шаховские принадлежали к младшей ветви ярославского княжеского рода. Они «захудали» задолго до опричнины, и двери Боярской думы оказались для них закрыты. Князь Г. П. Шаховской владел поместьем в Козельске и нес службу в столице вместе с козельскими выборными дворянами. Его отец князь Петр заслужил милость Лжедмитрия I и, по некоторым сведениям, входил в путивльскую «воровскую» думу. Но в московскую Боярскую думу он не попал. Г. П. Шаховской был послан Отрепьевым « на время из Путивля» в восставший Белгород в чине воеводы, но после воцарения самозванца не получил от него ответственных назначений.
По своему служилому и местническому положению Шаховской стоял выше самборского «вора» Молчанова. При царе Борисе Шаховскому платили достаточно скромный годовой оклад в 17 рублей, тогда как Молчанов получал низший оклад в 5 рублей.
Молчанов и Шаховской шли по стопам Григория Отрепьева, намереваясь повторить его опыт. По их замыслам, Самбор должен был вновь стать центром движения против московского царя, а собранные там войска возглавить второй московский поход. Шаховскому надлежало продержаться в Путивле до подхода профессионального наемного войска из Польши. Однако осуществление их замыслов сразу натолкнулось на непреодолимые трудности. Жена Мнишека не обладала способностями мужа, которому в свое время удалось в долг навербовать армию для самозванца.
Обстановка
Общественное мнение в Польше отрицательно реагировало на сомнительные вести о спасении «Дмитрия». Мнишек, готовя новый тур самозванческой интриги, не мог рассчитывать ни на сочувствие польского общества, ни на помощь Сигизмунда III.
Самборские власти нашли поддержку лишь среди участников рокоша (мятежа), в числе которых были давние покровители и друзья Отрепьева, родня Мнишеков, Зебжидовский и др. Такие очевидцы, как Ф. Талампо, засвидетельствовали, что сторонники рокоша открыто говорили о спасении московского царя, нашедшего убежище в Самборе. Собравшаяся на рокош шляхта ждала появления «Дмитрия». Но «самборский вор», по сведениям московских дипломатов, так и не «сказался» людям и « на рокоше не был», боясь (как объясняли польские приставы послам) мести со стороны шляхтичей, потерявших родственников на царской свадьбе в Москве.
Инициаторы интриги так и не решились представить самозванца даже тем кругам польского общества, на сочувствие которых они могли рассчитывать. «Самборский вор» хотя и имел большую бородавку на лице, но бородавка росла не на том месте, а в остальном он нисколько не походил на убитого в Москве Отрепьева. В Польше многие знали характерную внешность Лжедмитрия I, и обман был бы мгновенно разоблачен.
Появление «царя» среди рокошан явилось бы прямым вызовом королю, на что Мнишеки никак не могли пойти. Юрий Мнишек находился в плену в России, и освободить его могло лишь вмешательство официальных властей Речи Посполитой.
В конце концов комедия с самборским Лжедмитрием провалилась. Военные приготовления в Самборе внушили беспокойство литовскому канцлеру Льву Сапеге, поскольку собранный там отряд мог быть использован противниками короля. Когда самозванец назначил своим главным воеводой Заболоцкого и « того Заболоцкого послал было в Сиверы(в Чернигово-Северскую землю. — Р.С.), чтобы нынешнему государю… (царю Василию. — Р.С.) не поддавались, и он(«Дмитрий». — Р.С.) к ним(повстанцам. — Р.С.) будет», канцлер приказал задержать Заболоцкого и его отряд. В октябре канцлер Лев Сапега, давний покровитель Отрепьева, направил в Самбор слугу Гридича, чтобы тот «досмотрел» Дмитрия: «…подлинно тот или не тот?» Гридич ездил в Самбор, но « того вора(по словам послов) не видел: живет, де, в монастыре, не кажетца никому».
В октябре в Самбор наведался бывший духовник Отрепьева. Он также вынужден был уехать ни с чем. Вслед за тем бернардинский монашеский орден направил к Мнишекам из Кракова одного из наиболее видных своих представителей. Поскольку по всей Польше прошел слух, что Дмитрий « в Самборе в монастыре в чернеческом платье за грехи каетца», эмиссар ордена произвел досмотр самборского монастыря, а затем получил от самборских бернардинцев письменное подтверждение, что Дмитрия нет в их монастыре и они не видели царя с момента отъезда его в Россию.