Крушение карьеры Власовского
Шрифт:
Нередко в погоне за деньгами старший механик берет работу на стороне. Руководство парка не чинит ему в этом никаких препятствий. И это тоже понятно. Ведь Глазырин — опытный производственник, в этом парке работает около двадцати лет. Как никто, он умеет обнаружить самый скрытый дефект в моторе, буквально из-под земли достает дефицитные запасные части, а главное — без ненужных окриков, но с большой твердостью поддерживает среди своих подчиненных строгую дисциплину.
Некоторых удивляет, что этот умеренный положительный человек, как бы созданный для семейной жизни, не так давно разошелся с женой,
Свою нелюдимость старший механик как бы смягчал дисциплинированностью. Профоргу никогда не приходилось напоминать Алексею Трифоновичу об уплате членских взносов. Одним из первых он спешил подписаться на заем, а на демонстрациях добивался чести нести во главе колонны знамя парка.
Все это было так. Но стоило Игнату Щученко встретиться с тяжелым взглядом недоверчивых глаз Глазырина, — и водителя подмывало мальчишеское желание тем или иным способом «подковырнуть» механика, задеть его, вывести из равновесия.
В свою очередь острое, по-мальчишески озорное лицо Щученко, вертлявость всей его маленькой фигурки и залихватски сдвинутая на затылок танкистская фуражка с засаленным бархатным околышем тоже вызывали в Глазырине неприязнь.
Вот и сейчас, процедив вместо ответа короткое «шкет», он аккуратно сложил листик бумаги с выписанными номерами облигаций и уже собрался уходить, как вдруг его окликнули.
— Снова по вашу душу, товарищ Глазырин!
В красном уголке появился агент Госстраха. Этого молодого человека со скромной картонной папочкой подмышкой тут встретили как знакомого. В последние дни он зачастил, выискивая наиболее предусмотрительных и дальновидных людей. Одним из первых клиентов молодого человека оказался старший механик Глазырин.
Поскольку разговор с агентом Госстраха иногда носит интимный характер, оба отошли в самый отдаленный уголок комнаты, туда, где у окна стоял темно-зеленый, видавший виды диван. Никто не обращал внимания на занятых своим делом людей.
— Фамилия, имя и отчество?
— Глазырин, Алексей Трифонович.
— Год рождения?
— 1912. А почему вы ходите ко мне сюда? — чуть слышно спросил клиент.
— А куда же изволите? — последовала в ответ усмешка.
— Уж лучше бы домой…
— Глупо. Здесь я прихожу к десятерым сразу. А там… Вообще пошли дальше. Страховая сумма?.. Как с Петряновым? Всучили?
— Да. Клюнул на дешевку.
— Уже поставили?
— Удалось…
— Когда снимаете?
— Через пару дней… затягивать нельзя…
— Двух дней мне мало. Надо не меньше недели. Пленки придется менять…
— Опасно. Можно засыпаться.
— Об опасности надо было думать в Михайловке — давая подписку…
— Голову в петлю совать я подписки не давал…
— О вашей голове можем позаботиться и мы, — прикрыл официальной улыбкой Франц Каурт свою угрозу.
— Да
— Развязать ему язык — это уже наша забота… Корь, коклюш, скарлатина, возвратный тиф и прочие заразные болезни? — несколько повысив голос, продолжал страховой агент. Официальная улыбка снова установилась на его лице.
— Желтуха в детстве, — угрюмо пробасил Глазырин.
— Первую пленку принесете послезавтра в ту пивную… О точном часе позвоню…
Закончив предварительное заполнение бланков, страховой агент вежливо распрощался с Глазыриным и вступил в беседу с очередной клиенткой — диспетчером автобусного парка Ольгой Ивановной Семечкиной. Они условились встретиться для окончательного разговора через несколько дней. Семечкина это сделала тем более охотно, что манера и весь внешний облик молодого человека вызывали невольную симпатию.
В свою очередь агент с интересом, превышающим его служебную обязанность, осведомился о состоянии здоровья Семечкиной.
К сожалению, его досуг был отдан другой, быть может, гораздо менее привлекательной девушке.
Но положение было таково, что именно эта другая девушка, ее характер, поведение так много для него теперь значили.
Глава седьмая
В квартире Подскоковых
Следует прямо сказать: взаимоотношения Франца Каурта с женщинами были значительно проще, чем, скажем, с тем же Петер-Брунном.
Нет еще месяца его знакомства с Ниточкой, а успех налицо…
Каурт гордился по праву, что, обрабатывая подобный материал, он избегал проторенных путей. Конечно, в иных случаях классические приемы хороши. Скажем, продажа отличного отреза за четверть цены, подношение цветов, конфет или духов обычно дают неплохие результаты. Но, как подлинный артист, Каурт не ограничивал себя шаблоном, а импровизировал. В каждом отдельном случае необходим индивидуальный подход.
Конечно, иная девушка из-за мехового манто или браслетки откроет вам свое сердце. Она будет называть вас своей судьбой, своим единственным и утверждать, что «никогда и никого так…» Все это верно. Но даже самую пустенькую из них в этой проклятой стране почти невозможно подбить на поступок, предусмотренный советским Уголовным кодексом.
К сожалению, Каурт убедился, что в данном случае Инна Зубкова не является исключением.
Среди милого лепета и взаимных торжественных обещаний он, правда, уже многое уточнил. Ему стал известен круг знакомых Инночки, он узнал, благодаря каким связям Зубкова попала на работу в физический институт. Он также выяснил ее симпатии и антипатии. Надо сказать, что последних было особенно много. Однако Каурт заинтересовался только двумя из них: Сенченко и его женой Людмилой Георгиевной.
Каурт знал, что подчас из ненависти можно извлечь гораздо больше, чем из самой пылкой любви. Надо только в этот костер непрестанно подбрасывать все новое и новое топливо… Умело раздувать огонь, чтобы в маленькой глупой душонке разгорелся настоящий пожар… И вот к очередному свиданию он приготовил немалый запас горючего…