Крушение «Красной империи»
Шрифт:
Умение «красиво говорить» становилось доминирующим качеством политиков. Под раскатистый хохот на заводах хмельная от вольницы публика выбирала директоров. Завлабы рвались в академики, серость — крычагам управления, недоумки — в политологи… Многие действовали, как в шлягере тех лет, по принципу: или пан, или пропал, дальше как получится. Что получилось «дальше», теперь осознают все.
А когда все начиналось, Горбачев рассказывал анекдот о перестройке. Мол, она как ветер в тайге: наверху шумит, а внизу тихо. Но вот и внизу забурлило. Митинги, забастовки, референдумы… События принимали угрожающий характер, выходили из-под контроля. Да иначе и быть не могло. Отсутствовала социальная основа
— Доводилось слышать, что зловредный «аппарат» заблокировал идеи главного реформатора.
— Сетования на консерватизм аппарата равносильны жалобам на то, что вода в море соленая. При Ленине один и тот же аппарат осуществлял политику военного коммунизма и нэп, ибо сам по себе он не формирует стратегическое видение ситуации, ее проблем. Призвание лидера — вести к глобальному прорыву, без чего нет большой политики. Что и подтверждает опыт Горбачева. Правда, у него имелся, возможно, последний шанс — обратиться к народу. Но инициативу перехватил Ельцин.
— С приходом к власти Леонида Брежнева в его окружении развернулась, образно говоря, борьба «за душу» генсека. Закулисным вершителям судеб не терпелось заиметь своего послушника. А как с Михаилом Горбачевым? Была у него возможность сохранить собственные представления в виде tabula rasa— нетронутого листа? Признаться, странно читать, как он вдруг стал «подкидывать» в общественное сознание почти масонские символы: «сияющий Храм на зеленом холме» и т.п.
— Конечно, президент СССР испытывал влияние со стороны различных деятелей. Особо доверял Яковлеву, Шеварднадзе. Одно время к нему были очень близки Болдин, Крючков. Политическая сфера всегда сопряжена с повышенным риском. Строго говоря, существует двойной портрет: Горбачев-политик, сочетание целого комплекса сложнейших понятий — «застой» и перестройка, развал Союза и распад КПСС, перестройка и ельцинские «реформы». Но мне интереснее Горбачев-человек со своими достоинствами и слабостями. За 17 лет (в его команде я работал с 1983 года; к тому же Раису Максимовну Горбачеву знал как Раю Титаренко, учился с ней на одном курсе в МГУ) мне не доводилось тесно общаться с генсеком. Не могу соперничать в подробностях с теми, кто находился в деловых контактах ежедневно. У каждого свои «живые свидетельства» и «свой Горбачев». Один — у Лигачева, другой — у Медведева, третий — у помощника Черняева…
Как и под чьим воздействием формируется или деформируется психология лидеров, особенно в нашей стране, определенно постичь вряд ли возможно. Одно ясно — атрофия самоконтроля, внутренней устойчивости происходит не без льстивого хора приближенных или стремящихся приблизиться. У Горбачева не было злобности, желания унизить. Он никогда никого не купал в реке, не стучал ложками по голове, не говорил, что «не так сидим»… У генсека было другое — поразительное равнодушие к людям. Тем, которые были дружественны, если хотите, преданны. Видимо, по его представлениям, во внимании они не нуждались. Сложно осмыслить и другое: стоило кому-нибудь стать в «оппозицию» (те же Шеварднадзе или Яковлев, к примеру), как он весь превращался во «внимание». Начинал заигрывать даже с теми, кто допускал прямые оскорбления. До сих пор это остается для меня уравнением со многими неизвестными.
— Россию сегодня называют богатой страной бедных людей. Этот парадокс объясняется тем, что патриархи перестройки принялись за реформы, потеряв бразды правления государством. Отсюда порочные решения, абсурд в экономике, развал социальной сферы. Так и просятся на бумагу емкие слова: «С горы тоталитаризма надо спускаться
— Очень верная мысль. Мои личные впечатления полностью совпадают с мнением знаменитого писателя. Об атмосфере, которая царила в ЦК в годы перестройки, говорят разное и не всегда объективно. Между прочим, Сталин, устраивавший жестокие чистки аппарата, публично пренебрежения к нему никогда не выказывал. Наоборот: кадры решают все.
— Крылатая фраза…
— И Леонид Брежнев фильтровал кадры по принципу личной преданности. Окружал поддерживающими его лично — от «прогрессивного» Бовина до «консервативного» Трапезникова, от «идеолога» Голикова до хозяйственника Павлова… «Нелояльность» к первому лицу каралась сурово: двери ЦК захлопывались навсегда.
Горбачев самонадеянно пренебрег этой возможностью. Относительно КГБ. По косвенным признакам эта структура особых симпатий к генсеку не питала. А голодная, брошенная на произвол судьбы «реформируемая» армия была настроена весьма критически. Участвуя в работе пленумов ЦК, доводилось не раз слышать резкие оценки от высшего командного состава.
Интеллигенция, СМИ, кровно заинтересованные в гласности, свободе слова, другие общественные силы поддерживали Михаила Сергеевича только в начале перестройки. Примерно к 1990 году он потерял влияние окончательно. Его время оказалось исторически ограниченным еще по одной веской причине. Имею в виду разрушительный эмоциональный фактор. Международный авторитет для политика — вещь важная. Но товар этот скоропортящийся. Его нельзя настырно импортировать в свою страну.
— Еще один феномен перестройки — едва ли не в одночасье рухнула структура КПСС в 20 миллионов человек. Чего здесь больше: крутых разборок в ЦК, брожения умов рядовых членов партии, дефицита высоколобых вождей? Или ситуация развивалась неотвратимо по схеме: низы не хотят, верхи не могут?
— Когда я вступал в партию в далеком 1955 году, «первички», в частности, в МГУ, имели свой голос. Вы можете представить, чтобы в КПСС не приняли сына помощника Никиты Хрущева? Но так было…
— Однако в 1989-м многих не покидало ощущение, что партия вместе с генсеком, или благодаря ему, летит в тартарары.
— Это под занавес перестройки. А прежде жесткая, всепроникающая структура от Кремля и до самых до окраин являлась каркасом Союза и общества. Вспомните годы индустриализации, Великой Отечественной войны, восстановления. Но вот что примечательно. Недавно из уст автора определения «административно-командная система» Гавриила Попова прозвучало: КПСС ошибочно отстранили от власти, она, если б была очищена от консерваторов, могла стать эффективным инструментом горбачевских реформ. Удивительно, что этого не осознал сам Горбачев. Не понял и Яковлев, настоящий «аппаратный лис». Партия, руководящая и направляющая сила, в перестройке задействована не была.
Из множества причин выделю несколько. Прежде всего — противостояние группировок в высших эшелонах власти, которое в принципе не является новостью в политике. Но раньше строго контролируемая борьба велась за кулисами. При Горбачеве ей предоставили сцену. Как из рога изобилия посыпались шумные апелляции к обществу, армии, различным социальным группам, СМИ, придав четкий идеологический окрас.
Науке известно: любая самая совершенная система дает сбой и разрушается, когда получает взаимоисключающие импульсы, сигналы-антагонисты. Так и в КПСС. Одни поступали от Лигачева, другие — от Яковлева. Справедливости ради замечу, что Михаил Сергеевич сам был воплощением противоречий. Внутривидовая борьба закончилась более чем прискорбно.