Крушение

Труайя Анри

— Я даю ей ровно столько, сколько положено трехмесячному младенцу! — возразила Марианна.

— Она теряет в весе?

— Нет. Пока нет.

— Тогда в чем дело? К тому же Дани не слишком беспокоится, а ведь мать все-таки она!

— Мать! Скажешь тоже! — раздраженно воскликнула Марианна. — Ты забываешь, что она сама еще ребенок!

— Ну хорошо, хорошо, — проворчал Шарль, — звони своему Мишле, пусть придет.

Повернувшись лицом к стене, Шарль отгородился от жены глухой стеной собственной спины. Марианна не винила его в этом ночном дезертирстве. Все мужчины, думала она, толстокожие и грубые существа, и поэтому им свойственна некоторая резкость суждений. Гораздо больше ее огорчало то, что у дочери практически отсутствует материнский

инстинкт. Настоящая мать нутром чувствует, что нужно ее ребенку. Для Дани же оставалось загадкой, что хорошо, а что плохо для дочки. Бесконечно твердя друг другу одну и ту же фразу: «Нет проблем», молодежь потеряла чувство ответственности. Мысленно критикуя дочь, Марианна попыталась вспомнить, какой была она сама в свои двадцать лет. Уж если быть честной до конца, то приходилось признать, что никогда — ни из-за дочери, ни из-за сына — не испытывала она такого щемящего радостного беспокойства, какое охватывает ее при виде внучки. Марианна была убеждена, что этот младенец крайне хрупок и уязвим и что никто, кроме нее, не отдает себе в этом отчета. Кристина была ее ребенком, хотя и не она родила ее. Между ней и внучкой установилась связь высшего порядка, которая с годами будет только крепнуть. Появившись в жизни Марианны без приглашения, этот младенец подарил ей вторую молодость. Она обновлялась и расцветала, суетясь между бутылочками и пеленками. А ее муж, напротив, после рождения внучки состарился. С рождением Кристины его взгляд потух, плечи поникли. Марианна вновь стала матерью, тогда как Шарль превратился в деда. Еще немного, и их будет разделять целое поколение. Марианна прикрыла глаза и погрузилась в приятное забытье.

Какой-то отдаленный звук из ванной комнаты заставил ее вздрогнуть. Кристина опять плакала. Марианна встала, накинула халат и направилась к двери. Шарль не слишком умело сделал вид, что он только-только проснулся. Подскочив в постели, он пробормотал:

— Что? Что случилось? Ты куда?

Марианна оставила его вопросы без ответа. Когда она вышла, он зажег лампу у изголовья и достал из пачки сигарету. Без двадцати семь. Для него ночь закончилась. Откинувшись спиной на подушку, он курил и думал о неприятностях, которые ждали его сегодня утром. Совещание у Каюбека в десять тридцать, как всегда, пройдет впустую. Там соберутся все инженеры и начальники отделов компании. Он, Шарль, будет отстаивать свой проект. Его будут критиковать, придираться к мелочам. Он ничего не добьется и уйдет, забрав проект с собой. Никто, кроме него самого, не сможет оценить все преимущества, которые сулит внедрение новой технологии. Утро будет потеряно в бесплодных попытках объяснить свою точку зрения профанам. Все эти менеджеры по продажам ни черта не смыслят в технике, а претензий у них хоть отбавляй! И этим остолопам платят больше, чем ему! Пойти, что ли, к Каюбеку, попросить у него прибавки? Хотя ответ он знает наперед: «Вы уже достигли своего потолка, друг мой».

Конечно, все особенно осложнилось после банкротства фирмы, где он подрабатывал техническим консультантом. Обидно вот так взять и потерять в одночасье две тысячи франков в месяц. Чтобы выкрутиться, пришлось уволить горничную. Теперь у них одна домработница, да и та приходит только по утрам. Урезаны все второстепенные расходы. Он продал свой «ситроен» и купил в рассрочку «рено-4». Правда, теперь Даниэль вносит триста франков в общий котел, но сто из них, а может, и больше, Марианна отдает ему обратно, чтобы у него хоть что-то было на карманные расходы. Этот уговор с его отцом в силе, пока он учится. Кем он будет работать? Преподавателем философии? Почему бы и нет? Но он еще сто раз может передумать. Сейчас это просто восторженный и наивный мальчик. Только бы он не сделал Дани второго ребенка! И с Лораном проблемы. Совершенно забросил учебу. Начал год вроде бы ничего, а теперь еле-еле плетется в хвосте у всего класса. Зато такой самонадеянный, все критикует, все отвергает. Сидит, закрывшись, в своей комнате, якобы он там делает домашнее задание,

а сам читает детективы. Какую профессию он себе выберет? Разве сейчас угадаешь?

Шарль затушил сигарету и опустил голову на подушку. У него не было оснований гордиться ни сыном, ни дочерью, ни зятем. «Мы в свое время были другими. Мы не смогли бы поступать так, как они. Откуда это удивительное легкомыслие, это стремление к обеспеченной жизни? Они не хотят рисковать, для них важнее всего подстраховаться. Кто в этом виноват? Мы с Марианной уступали им всегда и во всем, конечно, ради мира в семье. Между родителями и детьми малейшая напряженность должна устраняться только полюбовно. Интересно, мы одни такие? Думаю, нет, это социальный феномен. Скоро настанет момент, когда никто из старшего поколения не сможет пойти против течения. Нам остается только довериться молодежи…»

Излив самому себе душу, Шарль пожалел, что не смог обсудить это с Марианной. С рождением малышки он словно лишился жены. Он жил теперь с бабушкой! Даже когда они оставались вдвоем, темой ее разговоров становились только Кристина, Дани, Даниэль или Лоран.

Она больше не старалась ему понравиться и забывала о том, что она женщина. Иногда Шарлю казалось, что он уже никогда не проведет приятный вечер наедине с женой. Изредка выпадали моменты, когда в квартире никого, кроме них двоих, не было, но это означало лишь, что молодые супруги умчались в кино, оставив младенца на их попечение.

Марианна вернулась успокоенная: Кристина спала.

— Прелестное создание! — с умилением воскликнула она. — Я вынула ей изо рта пальчик. Ты бы ее видел!

Марианна сняла халат и бросила его на кресло. Жест ее руки, поворот плеча, изгиб бедра поразили Шарля. Она показалась ему прекрасной, легкой, неутомимой, как те греческие девы, что танцуют с воздушными покрывалами на орнаментах древних ваз. Он хотел сказать ей об этом, но, боясь показаться смешным, промолчал и отвел взгляд. Марианна легла и погасила лампу. Сквозь шторы уже проникал дневной свет. Через полчаса прозвонит будильник.

X

— Это правда, что ты женишься на Валери? — как бы невзначай, закрывая тетрадь, спросил Жильбер.

— Правда, — подтвердил Жан-Марк.

— Мне эту новость вчера вечером сообщила бабушка. Почему ты сам мне ничего не сказал?

— Понимаешь, это еще неофициально. Я только послезавтра буду разговаривать с ее отцом.

— А что, чтобы мне сказать, это обязательно должно быть официально?

Не ответив, Жан-Марк встал и закурил сигарету.

— Послезавтра, — продолжал Жильбер, — это серьезно! Ты хорошо подумал?

— Естественно!

— Я не представляю тебя мужем Валери! Вы такие разные… Но, в конце концов, это твое дело. И когда же состоится мероприятие?

— Мы планировали объявить о помолвке в конце месяца. Думаю, сразу после этого и поженимся.

Жильбер снял с полки какую-то книгу, повертел ее в руках и поставил на место. На его лице отразилась растерянность.

— Значит, мы больше не будем видеться?

— С чего ты решил?

— Да уж, наверно, у тебя найдутся дела поважнее, чем уроки с двоюродным братом жены!

Жан-Марк улыбнулся.

— Знаешь, Жильбер, когда я впервые пришел сюда, то думал только о том, как бы заработать себе на жизнь. А теперь для меня все изменилось, и для тебя, надеюсь, тоже. Мне хочется верить, что я для тебя не просто репетитор, который дает уроки за деньги.

— Ты мой единственный друг, — прошептал Жильбер, опуская голову.

В наступившем молчании Жан-Марк посмотрел на часы. Четверть восьмого. Он взял пальто, которое перед уроком бросил на стул прямо под акварелью Дюфи.

— Уже уходишь? — спросил Жильбер.

— Да.

— У тебя свидание с Валери?

— Нет, я иду к Дидье Коплену. Нас ждет уйма работы. Сегодня мы будем вкалывать часов до двух ночи.

— А что ты делаешь завтра вечером?

— Вообще-то, мы с Валери собирались пойти большой компанией в «Бигарад». А почему ты спрашиваешь?