Крушение
Шрифт:
— Я — да, потому что тебе нравится эта квартира.
— Нравится это не то слово, я ею очарована. Мы там будем так счастливы!
— Да, конечно, — подтвердил Александр. — Расслабимся и все такое прочее… прямо, как они.
Франсуаза рассмеялась и прижалась к нему. Александр обнял ее за плечи. Как мало нужно, чтобы угодить женщине!
— Как я понял, если все пойдет гладко, то через две недели уже можно будет переезжать?
Франсуаза, выскользнув у него из-под руки, несколько раз покружилась на середине тротуара. Вернувшись к мужу, она воскликнула:
— Ты только представь себе!
— Я представляю. И в особенности то, что через две недели меня, скорее всего, не будет
— А где же ты будешь? — поразилась Франсуаза.
— В Москве.
Она с опаской посмотрела на него и тихо спросила:
— Зачем ты туда едешь?
— Это идея Шевалье-Виньяра, — объяснил Александр. — На прошлой неделе к нему из СССР приехал главный редактор одного крупного литературного журнала, Виссарион Боголюбов. Я тоже с ним встречался. Мы втроем обсуждали возможность выпуска совместного русско-французского издания. Параллельные публикации романов на двух языках, обмен материалами и так далее. Понимаешь, как я заинтересован в этом проекте? Поэтому, чтобы изучить все детали на месте, мне надо съездить в Москву.
— И сколько же тебя не будет?
— Неделю или от силы дней десять, думаю, не больше.
— А как же твои лекции?
— Я договорился с мадам Чуйской. Она с удовольствием меня подменит.
— Почему же ты мне ничего не сказал?
— Я хотел сделать это сегодня, но ты была слишком увлечена этой историей с квартирой.
На какое-то мгновение Франсуаза растерялась, но тут же взяла себя в руки. Перспектива переезда помогла ей смириться с мыслью о скорой разлуке. Она выдавила слабую улыбку и сказала:
— Значит, когда ты вернешься, мы с Николя уже все обустроим на новом месте.
Александр не ответил. Они молча прошли несколько шагов. Потом, устремив взгляд куда-то вдаль, Александр заговорил глухим голосом. Франсуазе показалось, что он забыл о ней и говорит сам с собой.
— Надо же, я еду в страну, язык которой я преподаю и о которой больше тридцати лет пытался составить представление, читая русские книги. Удивительно. Сам бы я, наверно, никогда не решился поехать туда. Россия одновременно и притягивает, и отталкивает меня. Я кажусь себе человеком, который боится взглянуть на свое отражение в зеркале. Знаешь, я пригласил Виссариона Боголюбова на ужин.
— Когда? — с тревогой поинтересовалась Франсуаза.
— Сегодня вечером.
Тут ее прорвало:
— Ты мог бы для приличия сначала посоветоваться со мной?!
— О чем тут советоваться, он послезавтра уезжает. Или сегодня, или никогда.
— Но у меня дома ничего нет!
— Ну и ладно, пойдем в армянскую лавку, купим там пирожков, водку. У нас получится великолепный русский обед.
— По случаю твоего отъезда в командировку? — горько вздохнула Франсуаза.
— Нет, по случаю переезда на новую квартиру!
Словно вихрь радости оторвал Франсуазу от земли. С Александром всегда так: стоило ей затаить на него злобу, как он умудрялся тут же сказать что-нибудь такое, что от всех ее обид не оставалось и следа. Она посмотрела ему в глаза и произнесла вслух:
— Нет, ты все-таки невозможный человек!
Про себя же она подумала, что если и есть для нее что-нибудь невозможное, то это жизнь без него.
Положив локти на стол, Виссарион Боголюбов ел жадно и торопливо. Лицо у него стало багровым. Франсуазу удивляли его скверные манеры, но в то же время она не могла не признать, что он ей нравится. Седой, с голубыми глазами, этот «мужик», которого стеснял европейский костюм, казалось, излучал добродушие. Время от времени он улыбался детской, бесхитростной улыбкой. Он не знал ни одного слова по-французски, а его русский очень отличался от того языка, на котором говорил Александр.
— Жаль, что ты не все понимаешь! — сокрушался он.
Франсуаза улыбалась. Иногда Боголюбов искоса поглядывал на нее и, выпив рюмку водки, опять возвращался к содержимому своей тарелки. Николя отсутствовал. Вечером у него должны были быть занятия в студии, и он исчез из дома еще до прихода гостя. Как же Николя обрадовался, узнав, что в новой квартире у него будет своя комната! И только Александр оставался равнодушным ко всем благам, которые сулил этот переезд. Пожалуй, ему не хватает воображения, решила Франсуаза.
Сама же она не раз мысленно возвращалась на рю Сен-Дидье. В мечтах она позволяла себе вволю походить по комнатам, расставить мебель, повесить занавески, зажечь плиту, поискать подходящее место для кастрюль…
— Ты поняла, что он только что сказал? — донесся до нее вопрос Александра.
— Нет.
— Он рассказывает поразительные вещи! Оказывается, в СССР власти все еще оказывают политическое давление на интеллигенцию. При этом он считает, что, несмотря ни на что, подобное нарушение прав человека несет в себе и некий положительный заряд. Писатели чувствуют, что в какой-то степени находятся в оппозиции к режиму. Это дает им ощущение борьбы, ощущение риска. Они уверены, что, создавая свои произведения, совершают геройский поступок, а не просто переводят чернила. За свои слова они могут попасть в тюрьму, распрощаться с благополучной жизнью! На Западе, где каждый безнаказанно говорит все, что хочет, свобода несколько приелась. Западные писатели воспринимают ее как нечто само собой разумеющееся, поэтому европейская литература потеряла свой боевой дух и стала предметом купли-продажи. Здесь не надо преодолевать трудности, а раз легко, значит — неинтересно. Я подкинул ему мысль о том, что в эпоху царизма происходило то же самое. Пушкин, Достоевский, Горький, даже Тургенев, да и многие другие поплатились за то, что позволили себе критиковать власть. Одни из них попали в тюрьму, другие в ссылку.
Александр повернулся к Боголюбову. Они одновременно опрокинули по рюмке водки и продолжили оживленный разговор. Франсуаза поняла, что Боголюбов не соглашается с Александром. Ни в коем случае нельзя сравнивать советскую цензуру и цензуру, существовавшую при царизме! Потом они успокоились и стали говорить спокойнее. Франсуаза догадалась, что они обсуждают план будущей командировки Александра. Сама она с тревогой думала о его путешествии. Целых десять дней! Это не просто долго, это бесконечно долго! Что он будет там делать, в этой закрытой, засекреченной стране? Но достаточно было взглянуть на Александра, и сразу становилось понятно, как он рад предстоящему отъезду. В его отсутствие ей придется полностью изменить всю внешнюю сторону их жизни. Хорошо, что хоть Николя поможет таскать тяжелые вещи!
— За ваше здоровье! — с забавным акцентом произнес по-французски Боголюбов.
Подняв рюмку, он жестом пригласил Франсуазу выпить с ними. Она не могла отказаться. Крепкий напиток обжег ей нёбо. Мысли беспорядочно метались у нее в голове. Напротив, на стене, висела картина — русский пейзаж. Всего через несколько дней Александр своими глазами увидит такое же поле, небольшие деревянные домики, рощу серебристо-белых берез. А вот ее рядом не будет, и он не сможет разделить с ней свои восторженные впечатления.