Крушение
Шрифт:
— Как же я счастлива тебя видеть, Маду!.. Сколько же мы не виделись!.. Как ты? Что твоя нога?.. А магазин?.. А… Жюли?.. Я не слишком баловала тебя письмами…
— Что правда, то правда!..
— Жизнь в Париже — сущая головоломка! Наступает вечер, а ты и сотой доли не сделал из того, что собирался…
Напряженный тон ее голоса, слишком быстрая и почти бессвязная речь неприятно поразили Мадлен.
— Как ты находишь? — спросила Франсуаза.
— Что именно?
—
У Мадлен не было сил лгать, и она сказала:
— Почему ты переехала?
— Так было нужно. Нам было слишком тесно на рю дю Бак. Все стало непросто для меня… для Николя… для Александра…
— А здесь Александру будет удобно?
Губы Франсуазы исказила судорога. Мадлен почувствовала такую горькую жалость, что едва удержалась, чтобы не обнять ее. Она мягко взяла ее за руку — как делала в былые времена, когда племянница поверяла ей свои тайны.
— Я знаю, Франсуаза, — тихонько сообщила она.
— Николя сказал?
— Да.
— И что же? — Франсуаза резко отняла у нее свою руку. — Ты потрясена? Возмущена?
У нее было воинственное выражение лица.
— Нет, — ответила Мадлен. — Мне грустно, вот и все. Что произошло между вами?
— Да… ничего…
— Но есть же какая-то причина!
— Их сотни тысяч, — пролепетала Франсуаза.
Она опустила голову. Мадлен чувствовала, что, несмотря на вспышку гнева, племяннице необходимо открыться, во всяком случае — рассказать кому-нибудь все, как на исповеди.
— Александр слишком умен, чтобы жить семейной жизнью, — наконец решилась она.
— А! И что это значит?
— Он выше условностей. Для него не существует ничего, раз и навсегда данного, ничего святого, непререкаемого… Он попытался найти причину для совместной жизни со мной. Но все мои усилия сделать его счастливым приводили к обратному результату! Ну вот, скажем, эта квартира! Очередная ошибка в ряду многих других! В глубине души Александр ничего не любит, ни к чему не привязывается и страдает от этого чувства лишенности корней. Потому-то ему и пришла в голову эта идея: родина его родителей. Там он надеется обрести равновесие. Он мистик, понимаешь? Он ищет свою веру, свою церковь. И не находит. Мы с ним похожи. Мы идем разными путями, но у меня та же цель.
— Какая цель?
— Счастье, ничем не обязанное ни общественным условностям, ни деньгам! Нематериальное счастье! Чистое счастье! Вот только он не верит в Бога. Он хотел бы верить в человека. Он сражается. И я могу только уважать его за это. Уважение — вот что действительно важно. Самоуважение, уважение другого в себе и себя в другом…
Мадлен заставила себя сосредоточиться. Ей казалось, что племянница тонет в словах. Возможно,
— Хорошо, — сказала она, — это ваше дело. В конечном итоге, так лучше для вас обоих. Ты рассказала отцу?
— Нет.
— Так сделай это побыстрее, чтобы он занялся твоим разводом.
— Я не собираюсь разводиться, — спокойно сообщила Франсуаза.
Мадлен изумилась:
— Что… Что значит — не собираешься разводиться?
— А почему я должна это делать?
— Он… он будет жить в другом месте… а ты…
— Это его дело!
— Иными словами — что бы он ни делал, ты будешь по-прежнему считать себя его женой?
— Да.
Лицо Франсуазы было упрямым и холодным, выражающим почти тупую уверенность в собственной правоте.
— Это просто немыслимо! — произнесла Мадлен. — Как ты это себе представляешь через два года, через десять лет — быть соломенной вдовой? Знаю… ты скажешь: нельзя разъединить то, что соединил Бог… Но эту фразу придумали люди!
— Я так не думаю.
— Христос никогда не говорил…
— Мы не станем затевать теологических споров, Маду! Я не хочу разводиться — и точка!
Мадлен сочла благоразумным отступить. Рана Франсуазы еще слишком свежа. Нужно подождать, прежде чем возобновлять попытку. Тем не менее материальной стороной проблемы заняться все-таки нужно. Резкое охлаждение Александра поставило на повестку дня вопросы, для решения которых Франсуаза слишком неопытна. Стараясь быть максимально деликатной, Мадлен спросила:
— Но на что же ты будешь жить, дорогая?
— Я достаточно зарабатываю, — ответила Франсуаза. — И могу сама себя обеспечить. Кстати, бедный Александр не слишком мне помогал! Ему так мало платили во Франции!
— А Николя?
— Он большой молодец. В прошлом месяце заработал своими фотороманами больше меня.
— Фотороманы? Это еще что такое?
— Как, ты не знаешь? Я тебе покажу. У Николя есть несколько номеров…
— Но он в любом случае не может продолжать жить с тобой!
— Почему?
— Подумай сама, Франсуаза! Николя — почти твой ровесник! И вы будете жить здесь, вдвоем, как если бы вы… были семейной парой?!
Внезапно Мадлен подумала: а что, если между ее племянницей и этим юношей действительно что-то есть? Она тут же пожалела, что подобная мысль пришла ей в голову — Франсуаза наблюдала за теткой с тихой грустью:
— Как глупо все то, что ты говоришь, Маду!
— Пойми меня: я так не думаю, но другие обязательно подумают.
— Кто эти другие?